мир миру вопреки
делает из моей руки подобие руки
которую целует подобие губ
я научилась думать на языке каменных глыб
и стеклянных рыб которые бьются о куб
заточенный в шар
и эхо ветром шурша доносит до чьих-то ушей 
как душе 
врёт душа
и ещё в плечи уходит шея облаку вопреки
линии с руки соскальзывают в пятки
а любитель играть в прятки положил на глаза пятаки
и я не вижу не вижу не вижу не вижу
не найду не найду не найду
а ещё я гравюру видела там голые люди в аду
едят горящие угли безгубыми ртами
а потом мне снились фашисты с безгубыми ртами
но я ничего не знаю ни про здесь ни про там
ни про здесь ни про там ни про здесь ни про там

***

На сломанных качелях солнцем во дворике, впитавшем тень
Чтобы цвела на мётлах дворников густая жёлтая смирень
Чтобы смирень дала покоя. Осколки в сломанном песке.
Не говорите саше соне, что жизнь висит на волоске.
И что на сломанных качелях летает призрак по двору,
Не говорите саше соне, что ты умрёшь и я умру
Метлой смиренной подметая на синем небе облака
Какое маленькое солнце нам освещает путь пока.
Потом состарится улыбка, лицо царапая и тело,
Охрипнет смех в прогорклом эхе и сердце в рёбрах захрапит.
На сломанных качелях солнце, крошится небо горьким мелом,
И мел похож на вкус таблетки, которая меня бодрит.
Меня бодрит моя таблетка – в песке поломан розы шип
Не говорите саше соне, что жизнь ошибка и ушиб
И что на сломанных качелях заходит солнце в прошлый день.
И что у дворников на мётлах не зацветёт цветок смирень.

***

Всю жизнь шел до последнего этажа своего бесконечного дома без мира и меры,
Одинокий, с рождения старый, в глухой темноте.Всю жизнь пил бесконечный хересный бренди бандольера солерас яблоками зелёными нарезанными на восемь частейНо думал только о том, что видел в окно. А там всегда была осень в самом разносеПахло супом грибным, дымом рассеянным и кровью после удара кулаком в переносицу.На последнем этаже его бесконечной крепости видно, как небо разинет пастьСтанет серо-сиреневым с солнцем крохотным зелёновато-ореховымБудто язык отравленный, это солнце станет главным счастьем из всех его счасть…Главным голосом из всех голосов, что стонали потерянным эхом.Бесконечная осень стёкла пугала дождём, ветром путалась в ветках нылаОн шёл от неё по тёмным пролётам из дома домой, как птица пьяная и бескрылая.Хересный бренди бандолера солера с яблоками грэнни смитНарезанными каждое на восемь одинаковых полулуний.Язык на котором никто не говорит. Словари языков на которых никто не говорит.Эхо внезапно выстреливающее из окна, как безумие.На последнем этаже его бесконечной крепости видно, как небо разинет пастьКак приятно бескрылой птице в бездну упасть.

***

Помню, как играли в траур и несли цветы к могиле,
Безыскусные букеты из куриной слепоты.
Будто сломанную куклу, детство в детстве хоронили.
В рай медведки отводили нашу куклу и кроты.
А зимой играли в траур, зарывая в снег солдат,
Их, воруя у мальчишек, доводивших нас до слёз.
Зарывали у забора под табличкой «детский ..ад»
И смотрел из-за ограды на всех нас бездомный пёс.
Будто сломанную куклу, детство в детстве хоронили
В детстве хоронили детство, как ворованных солдат
И была у нас считалка: «эти жили эти были
эти водят эти ходят шах и мат и виноват
эти прячут те находят слушай говори смотри
жили были были жили этот жив а ты умри».
И кто умер тот выходит тот выходит из игры.

***

Застирано дыхание соседей на простынях свисающих с балкона
Подобно отраженью облаков в стакане моря с ломтиком лимона
Их имена заасфальтированы в лето, приправленные мелом и сиренью
Ещё тогда когда не дом здесь был, а камень
И разливалась не вода, а память
Лимонной тенью.

Я прихожу в пустые помещенья, по долгим не прополотым холмам
Смотрю на отражения в белых стенах, на дом подобный всем другим домам
На мир подобный тем, что описали в просрочносамиздатовском талмуде,
Где все слова на разных языках,
Где в море тонут только облака
И люди.

Кусочек ветра в дыме голуаза, кусочек глаза в гладкости окна
И ломтик моря в гробике лимона лишённый жизни и лишённый сна
На простынях свисающих с балкона моих соседей голых панорама.
Похожие на кляксы от граната,
На облака подёрнутые ватой, 
И на рубец от шрама.

***

на мне не написано «ворог»
«нечутливість» «лють»
путь западает в путь и
теряется суть
звук западает в слово шуму
чужому в угоду
на нём не написано «друже»
«співчуття» «згоду»
я не понимаю в политике в
патріотизме в войне
но тебе нравится небо и небо
нравится мне
небо niebo himmel cielo ciel
sky
хочешь стоять под ним стій,
хочешь летать – літай таю холодным пеплом в
разворошённом огне
что не в угоду тобі и не в угоду
мне

***

если в мысли нет смысла, то ни в чем нет смысла
я распускаю мысли как письма испачканные в крови
со словом люби и со словом живи
подруга превратилась в ветер дующий наискосок
я утирала слёзы ей как пустыня, как выжженный солнцем песок
и если я не хочу просить, приносить, уносить – то только мысль моя святыня
только в мыслях имя оживает как имя
а если названный живым не оживёт
то врет небо моё и земля тоже врет
ветер наискосок дует в горячую спину
мысль моя пустыня и вечность моя пустыня

***

плод холода на вкус шершав,
а на ощупь горек
вижу во сне море
силуэты лодок, солнце затянутое в неба розовый шарф
наполовину дышу, чтобы не получить штраф
слова забываю на середине
тень непроизнесённого имени
что мне в имени выменяй меня на меня
с вымени коровьего мерзлое молоко
яблочные огрызки
силуэты лодок уже далеко
а я близко

***

красные кленовые тянут огонь из земли,
скоро их место займут призраки белые белые лилии
холодные как слова без любви и руки без хлеба
если земля займёт место неба, то вовсе не будет неба
а я иду будто мимо зачем я о чём я куда я
в голове застревает сон действительности сострадая
может быть ветром снедаемая чья-то еда я

***

Мой рай, который может быть и ад, за шиворот заштопан и распят -
Всю жизнь носить одну и ту же кожу, стараться не изнашивать нутро,
Спать семь часов, желательно любимой и никогда не ездить на метро,
В метро ничто не сможет пройти мимо.
В моём раю всё мимо, по кривой, нельзя болеть душой и головой,
Здесь нет души, а головы подавно, здесь все «давно» уже давно «недавно»,
Здесь все любимые слились в едином теле, и наблюдать восторженно забавно
Как по кривой, в моём смешном раю они за мной плетутся еле-еле.