Асманов Александр

Божественная трагедия
(поэма)

Предисловие

Когда событий кольца замыкая,
Твой путь по жизни станет повторяться,
Как будто вспять поток его течет,
Тогда, транжиря прошлые богатства,
Отчетливо и горько понимаешь:
Судьбе обратный начался отсчет.
Вот так и я – заметил, что движенье,
Казавшееся ветром бесконечным,
Ласкавшее предвестьем новизны,
Плеснуло силой темною на плечи,
И дали обратились в отраженья:
Еще туманны, но уже ясны.
Где мой Хранитель? Где мой провожатый?
Ушел? Оставил? Долг его исполнен?
Назад и сам я, дескать, добреду,
Тем окормляясь, чем засеял долы,
Спя на постелях, мною же измятых,
Свой давний сор пиная на ходу…
И это всё? Поставить веху впору
И написать: «Здесь был…», и к черту имя!
Зачем оно стоящему спиной?..
Но мыслями крамольными своими
Я пробудил пространство к разговору,
И вышел Некто говорить со мной…
Он был не ангел. Не крылат нимало,
В простом пальто, одетом нараспашку,
Ботинки, брюки, старенький пиджак…
Зато лицо – возвышенно и страшно.
Черты его текуче изменялись…
«Скажи мне, как зовут тебя?» - «Никак.
Что в именах? Они приходят позже,
Когда обретено успокоенье,
Когда всему подводится итог»…
В ответ я преклонил пред ним колени,
И осознал, что безымянен тоже,
Что имя дал мне человек – не Бог.
А с именем чужие дал привычки,
Чужие ожидания и планы,
Чужую, но ответственную роль.
Именованье – ипостась капкана.
Но вот и ключ. И я свободен нынче…
- Как пожелаешь! Без имен? Изволь!
Сказал мне Встречный: «Так восстань и веруй,
Что не назад ты двинешься отныне,
Но в горний мир начнешь искать пути.
И все, что ты из прошлого отринешь,
И все, что соберешь ты полной мерой, –
Есть ключ от Рая. Верь – и обрети.
Есть девять врат. Дорогою неторной
Ты к ним придешь. Но отомкнешь победно
Одни… и до скончания времен».
«Так что за ними?! Смилуйся! Поведай!
Дай мне увидеть райские просторы! –
Я попросил… И согласился Он.

ЧАСТЬ I

Глава 1.
Полет.

Мы долго шли. Уже кончался город.
Последнюю заставу миновали,
Где спать радару не дает корысть,
И я секунду уловил едва ли,
Когда земную отпустив опору,
Мы плавно в легкий воздух поднялись.
Вот так же точно мне во сне леталось:
Теряя вес, освободилось тело
От притяженья жадного Земли,
Над парками, над крышами взлетело,
Внизу оставив робость, и усталость,
И мир – ребенком, пляшущим в пыли.
- Мы высоко… Но где же звезды? Космос? –
Я задал свой наивный, сокровенный,
От детских снов оставшийся вопрос.
- Они – живым. Они в другой Вселенной,
Где правят всем Секундомер и Компас,
Где место есть для звезд, следов и слез.
А здесь, в Преддверьи, неба воплощенье,
Нематерьяльным сделавшись туманом,
Взыскует силу белого листа…
Свет иллюзорен, тьма полна обмана.
Душа летит, и неподвластна тени,
Становится прозрачна и чиста.
- Теперь, надеюсь, мир увижу горний, -
Я вымолвил. Однако мой Ведущий,
Учитель мой вдруг сделался суров.
Отринь надежды, – он велел, – а пуще
Оставь земле сомненья, ссоры, споры,
И суету мирскую. И любовь.

Освободи парящее сознанье
От пройденных и прожитых мгновений, –
Они теперь – опаснейший багаж,
Наследие страстей, усилий, лени,
Гордыни, опасений, воздаяний, –
Всего, чем полон мир недужный наш.
Чем выше вверх, тем встречный ветер злее –
Мирское он своим копьем изранит,
Дорогу преградит и сбросит вниз…
Лишь помыслы легки и упованья,
А прочему нет места в эмпиреях.
Поверь: оставь надежду и молись.
Что ж! Я согласен. Вот мои надежды:
Отброшены, изорванные в клочья,
И падают обратно в мир людской.
Пускай их там себе возьмет, кто хочет,
Пускай себя земной мечтою тешит,
Мне остаются – воля и покой.
Молитва о покое
Покоя и воли немногая сыть большую рождает печаль. Уж если я Рая решился просить, то духом видать обнищал. Смотри же, я бросил богатство надежд, и то, чем бахвалился встарь, – все бросил с молитвой: «спаси и утешь», – на твой ненасытный алтарь. Чуть слышно шуршит чешуёй маета, и страхи роятся в груди.
Открой мне покойного Рая врата! Приди ко мне, Отче. Приди!

Глава 2.
В круге безопасности.

… Лишь так подумал, пелена исчезла,
И грозную я вдруг увидел стену –
Бойницы в ней глядели мне в лицо.
Был под ногами камень опаленный,
И узкий мост к воротам вел над бездной,
И медное сияло в них кольцо.
Я удивился: «Башни, контрфорсы –
К чему все это?» - «Тех, кто в круге первом,
Ласкает мысль о толщине стены.
При жизни беззащитны, слабы, нервны,
Обижены, бедны, раздеты, босы,
Здесь остывают от тревог они.
Войди – увидишь».
Я прошел к воротам,
Вошел и оказался в длинном месте,
Похожем на заброшенный вокзал.
Вагоны на земле, а не на рельсах,
Лотки – на них горами бутерброды,
И банный запах надо всем витал.
Здесь было тихо. Тихо и опрятно.
Ходили люди, по двое, по трое,
Спал на скамье уютно бородач.
В вагонах явно жили. Там порою
Включался свет. А малые ребята
По реденькой траве гоняли мяч.
Пройдя подальше, я увидел много
Других строений: шалашей, землянок.
Еще подальше начинался лес.
За ним – река. Покой струился странный,
И не было ни тропки, ни дороги:
Само пространство отдыхало здесь.
- Что там за речкой, - я спросил кого-то,
Кто мимо проходил. И он ответил:
- Кто знает? Может то же, что и тут?
Везде, - добавил он, - одно на свете.
На что тебе? Напрасная забота.
Живи, где хочешь. Так, как все живут.
Спроси его еще, - шепнул Учитель,
И я спросил: «Как ты здесь оказался?
Поведай мне историю свою».
- Зимой на час остыла теплотрасса,
Где я пред тем ночлег себе расчистил…
Заснул на ней… Проснулся – я в Раю.
- И все здесь так?
- Кто как… Вон, видишь, дети –
Убиты. А вон та старуха просто
От голода однажды умерла.
Здесь брошенных, обиженных-то вдосталь.
Здесь те, кто не был зол. Кто не ответил
Злом на удар судьбы. И все дела.
Захочешь – оставайся. Пища даром.
Одежда даром. Растворяет почва
Любой случайно оброненный сор.
Покойны дни, и безопасны ночи,
Всем хорошо – и молодым, и старым,
И мир похож на добрый детский двор.
- Уйдем отсюда, – молвил я печально
Проводнику. – А знаешь, ведь бывало,
И мне хотелось только тишины…
И я искал – то теплого подвала,
Чтоб отлежавшись, все начать сначала,
То теплой, не воинственной страны…
Да, все напрасно... Я их понимаю –
Живущих тут. С душою опаленной
Столь глубоко, до стенки, до кости,
И я б наверно строил бастионы
Вокруг просторов дармового Рая,
Но не теперь. Прошу – уйдем. Прости.
- Изволь, уйдем, – ответил Провожатый,
И мы обратно за ворота вышли.
Нам в спину клацнул кованый засов,
И все исчезло. Мы летели выше –
Сквозь воздух, нашей скоростью измятый.
Затем пространство уплотнилось вновь.

Молитва об истине
Лишенный истин, мир лишен опоры, – без черепахи ни к чему слоны. По свету рыщет яростная свора и знание возводит в ранг вины. Лишь темнота – причина равнодушья, жестокости, бессовестного зла. Без истин бытие ничем не лучше, чем пребыванье в лодке без весла. Я одолел отчаянье, бессилье, я быть готов один среди людей…
… Но я прошу, как многие просили: дай мне опору в Истине твоей!

Глава 3.
В круге неоспоримости.

Соткались предо мной врата вторые,
Но не в стене, на этот раз – в заборе,
Высоком, строгом – я такой видал
У дач чиновных. Непрозрачен горю
И суете обыденного мира,
Он был надежен – камень и металл.
Здесь ни моста, ни рва. Вела дорожка
К звонку. Но почему-то было видно,
Что внутрь не всякий будет приглашен.
Их охраняла тяжкая солидность,
И ощущая холодок на коже,
Я не решался поднимать трезвон.
- Смелей, – сказал мне проводник. – Со мною
Тебя пропустят.
И на самом деле,
Врата открылись, пропуская нас.
И я вошел в тенистую аллею,
Где воздух пах цветущею весною,
И музыка негромкая лилась.
Аллея уводила в бесконечность,
А от нее песчаные тропинки,
Как по линейке, к светлым шли шале.
Я слышал смех из окон. Паутинно
Качался тюль. Казалось, дачный вечер
Пришел навечно править на земле.
Среди дерев прогуливались чинно
Под руку пары. На холеных лицах
Высоких дум видна была печать.
Здесь было б странно в слове ошибиться,
Здесь этикет торжественный, старинный
Был способом не говорить – вещать!
Сходились группы: гильдии и клубы –
Ученые, политики, кликуши,
Блюстители кто нравов, кто идей.
Здесь жили все, кто точно знал, «как лучше»,
С кем были в мире глупы или грубы,
Кто нес глаголом правду для людей.
Вон тот – корректор, изнуренный стрессом:
Ему не дали вставить запятую
В рекламный слоган серых макарон…
Бедняга верил в грамотность святую,
Но доказать не смог ее полезность,
И от тоски однажды умер он.
Стояли с ним соратники по кругу:
Издатели, писатели, поэты –
Радетели весомых словарей.
Сердец разбитых горькие заметы
Они спешили высказать друг другу
Делясь судьбой невзысканной своей.
Здесь осуждались глупые законы,
Сарказму подвергались лженауки,
Учебники, апокрифы, канон…
Со многими стояли их подруги,
А впрочем, нет - скорее все же жёны,
Верней которых не бывает жен.
Здесь праведность была столь очевидна,
Здесь правильность была такой хрустальной,
Здесь искренность была такой большой,
Что был я и напуган и раздавлен –
Мне с ними рядом быть казалось стыдно
С моей живою грешною душой.
Мой провожатый улыбнулся:
- Дальше?
- Да-да, уйдем! Тут больно воздух чистый,
И больно непоколебим народ…
И мы ушли из круга вечных истин,
И видел я, как с каждым шагом нашим
Бледнели очертания ворот.
Молитва о пользе
Нет, правота не создает вины, иначе станет правота жестока. Бесчеловечность – имя Сатаны, и лишь служенье призывает Бога. На истинном клинке постыдна кровь, в ручьях любви не солонеют слезы. Да расцветают розы без шипов, да придет время радости и пользы. Свою судьбу веригами влача, я верою тавро не жгу на людях…
Я мир несу – без боли, без меча. Да будет так – а после, будь, что будет.

Глава 4.
В круге пользы.

Вновь пустота. И снова мы летели
Все выше. И опять сгустился воздух,
И третий круг передо мной предстал.
Его ограда, сбитая из досок,
Была крива, держалась еле-еле,
Но мраморный к воротам вел портал.
Врата сияли мастерскою ковкой:
Узором трав диковинных и листьев,
И грузных пчел на маковых цветах. –
Затянутые цепью золотистой,
Замком огромным замкнутые ловко,
Они внушали благолепный страх.
- А как войти? Ни ключника, ни стража
Не видно. Иль сюда позвать кого-то?»
Но мне мой Провожатый подмигнул:
- Есть секция в ограде, что неплотно,
Прибита. К ней протоптано. И даже
Какой-то умник доску отогнул.
Идем. Здесь так и принято. Помпезный
Проход оставлен лишь на редкий случай,
Ну и затем, чтоб «все, как у других».
Мы влезли в щелку, оказавшись в тучном
Просторе, где дворцы стояли тесно,
И парки окантовывали их.
Роскошной там была архитектура –
Казалось все, что создано дотоле
Для королей земных и для вельмож,
Здесь собрано одной Верховной волей
В угоду человеческой натуре,
Чтоб стал пейзаж на горний град похож.
Но странно в этом граде пустовали
Пространства залов, галерей, покоев,
Хранящих аромат сигар, саше…
Обжиты были флигели порою,
Но в основном – пристройки да подвалы,
Да пара кухонь в первом этаже…
Среди бульвара деревянный столик
Стоял. За ним веселые соседи
Без устали стучали в домино,
И кто-то пел, звеня гитарной медью,
О доблестной своей солдатской доле
И войнах, что окончились давно.
Здесь жили дружно. Я же видел – дружно.
Здесь женщины пекли и вышивали,
Ходили в гости, мерили трико.
- В миру они когда-то умирали
С мечтой о том, чтоб людям было лучше,
Чтоб всем жилось богато и легко.
- Так все солдаты?
- Нет, конечно. Что ты!
- Тут матери, радевшие о детях,
Слуга, отдавший жизнь за короля,
Экологи, спасавшие планету,
Соседи, проявлявшие заботу
О ближних. Доктора. Учителя.
Их подвиги невидны и бескровны,
Их идеалы – равенство и братство,
И, жертвуя лишь собственной судьбой,
Они, на счастье, не умели драться,
Невинны были, – значит невиновны.
Их Рай – в ладу с другими и с собой.
- Кому ж дворцы? Парадные фасады?
Ведь вижу я, что здесь неприхотливо,
Без жадности и зависти живут.
- Не для себя. Для будущих, счастливых
Людей, кому все это будет надо.
- Дождутся ли?
- Не знаю. Пусть их ждут.
- Уйдем, – я попросил. – Здесь неуместно
Мне находиться. Здесь ведь можно только
Таким же быть иль заселить дворец.
Но жертвенность чужая вяжет ноги,
А во дворце мне оставаться тесно.
И я бы огорчил их наконец…
- Я вижу, – мой Учитель подытожил, –
От Рая ждешь ты мыслей, и просторов,
И дел иных. И даже райских мук?
Что ж полетим от этого забора
Туда, где Рай ничем не огорожен.
Я покажу тебе четвертый круг.
Молитва о мечте
Избавь мя от жалкого слова «паёк» и сытого слова «верняк» – в надежный и ласковый райский раёк меня не заманишь никак. Ни преданность женщин, ни славы труба, ни душная щедрость господ не стоят значения слова «судьба» и створки открытых ворот. Горячего грога в ночном кабаке, когда ты устал и продрог. Случайной руки, задрожавшей в руке, и жадной печали дорог. Покоя в пустыне, отточенных строк,
– да, я это всё о судьбе…
Оставь мне лишь то, что я понял и смог, Для смерти с улыбкой – Тебе

Глава 5.
В круге идеалов.

Летели долго. Я твердил молитву.
Мой Спутник услыхал и улыбнулся:
- Пусть так, – сказал. – Я вижу: ты готов.
Тогда туман, как штора, распахнулся,
И свет вокруг пронзили звуки битвы,
Герольдов клич и лязганье щитов.
Мы оказались на широком поле,
Где полоскались по ветру штандарты,
Полировали рыцари доспех.
И торопились в бой к утехам ратным.
(Прекрасных дам, вниманием довольных,
Хватало, показалось мне, на всех).
- Здесь льется кровь? В Раю?
– Ой, нет, да ладно!
Бескровен бой, а синяки и шишки
Исцелены мгновенно – на лету.
Уменье побеждать с любовью к ближним
И проиграть без гнева и досады
Здесь чтят сильней, чем даже красоту.
Взгляни, вон там, подалее, селенье.
В нем пастушки прелестны и пастушки,
А чуть правее славный городок,
Где в кабачках субретки и простушки,
Где благородство побуждений ценят,
Вознаграждая розами у ног.
Из порта корабли уходят важно
Искать штормов и приключений всяких,
Что ни матрос на них, то капитан.
Везде гербы, повсюду реют флаги,
Бравурные оркестр играет марши,
И непокорный грозен океан.
Из путешествий возят папуасов –
Их специально завели когда-то,
Средь новообращенных отобрав.
Доставленный сюда зовется братом,
Дом получает с шелковым матрасом,
И обучает медицине трав.
Ведь папуасы – добрые ребята,
Они милы, пластичны и беспечны
Всегда и всем кивают головой…
- А разве здесь болеют?
– Нет, конечно.
Но чай вкуснее с чабрецом, и мятой,
И прочей экзотической травой.
- Так кто ж в миру все эти люди были?
Герои? Путешественники? Вои?
Какой их ветер по свету носил?
- Да, нет. Но каждый мучим был мечтою
О лучшем мире, запертый в квартире,
И ту мечту не предал, не забыл.
Здесь в основном бухгалтеры да клерки,
Уборщицы, мещанки, секретарши –
Но все с прекрасной верой в Идеал…
Машиной сбиты, отравились кашей,
Иль поцарапав палец ржавой скрепкой –
По-разному, кто как сюда попал.
- Ну, нет, – сказал я. – Не сочти за дерзость,
Но все ж уйдем. По мне тут чувства мало,
Хотя с избытком действия… Уволь.
Я здесь боюсь увидеть Ярославну,
И Сольвейг, и оттаявшую Герду,
И маленькую милую Ассоль…
- Так что ж Ассоль? Наивна. Без жеманства!
- Кто б спорил,.. Если б только не армады
На горизонте алых парусов,
Когда б не чистых девушек парады
В просторах виртуального пространства…
Пойдем скорей. Здесь хорошо. Нет слов!
- Летим? - Постой! - Учитель усмехнулся,
Совсем не нужно подыматься выше,
Чтобы увидеть Рай, каким он был,
Когда Адам оттуда с Евой вышел,
И заповедник истинного чувства
На пот себе и муки ей сменил.
Закрой глаза. С закрытыми глазами
Повремени, сперва очисти думы
От суеты, что душу теребя,
В мир возвращает гордый и безумный…
…Потом прозрей, но только если знанье
Добра и Зла отринешь от себя.

ЧАСТЬ II

Молитва о восприятии

В огне сомнений расплавляя слово, сметая серый пепел суеты, я отрешаюсь опыта земного и покидаю прошлого следы. Всего себя я открываю нови, – да сгинет то, что прожито вчера. Исчезни, опыт, обретенный кровью, и горделивых знаний мишура. Преодолев тяжелый морок лени и ложь застывших сумрачных идей,
Свое я отрицаю отраженье и в зеркалах, и в душах у людей.
Глава 6. В круге познания.
Я ощутил, как бесполезны стены,
И как сиюминутны те сужденья,
Что мы в гордыне страстно раздаем.
Как мелко все пред властью Провиденья,
Как смертно все перед лицом Вселенной,
Как вечен Рай.
И каждый вечен в нем.
И вдруг наполнен первородной силой,
Я ощутил движенья непрерывность,
И возрожденье вечного огня…
Глаза открыл, и словно снег под ливнем,
То, что я видел прежде, растворилось,
И наяву Сад обступил меня.
И прояснился взор. До острой сути
Я понял изреченной мысли ложность,
И праведность великой тишины.
И первый шаг с боязнью осторожной
Мной сделан был в тревожное распутье,
Не знавшее ни смерти, ни вины.
Вокруг меня все стало безымянно:
Не отличить растений от животных –
Привычные понятия слились.
И медленно, как образы дремоты,
Грядущих озарений плыли пятна,
И постижений ожидала жизнь.
- Не торопись. Помешкай. Будь как дома, –
Сказал Учитель. – Первое же имя,
Что дашь ты, станет здесь твоей судьбой.
Ты ль будешь их? Или они твоими?
Ты Рай сожмешь до своего объема,
Иль самый Рай наполнится тобой?
Потрогай воздух. Это просто лето,
А скажешь «память», и вернешься в детство,
А скажешь «сон» - и явится покой…
Здесь можно лишь на мысли опереться,
Всего коснуться можно только светом…
- Где ж взять мне свет?
- Носи его с собой.
- Уйдем, - я задрожал. Уйдем скорее.
Я не готов. Я повторю, что было,
Я сотворю опять Добро и Зло…
Вот только нет со мной подруги милой,
Той, что утешит после и согреет…
Я здесь один – уж так мне повезло.
- Что ж, ты решил, и ты вернешься снова, –
Сказал мой Спутник. Ведь саму возможность
Сюда прийти ты нынче сохранил…
Идем же в круг, живущий Властью Божьей,
Туда, где безраздельно правит слово,
Где ты коснешься изначальных сил.
Молитва о слове
Вокруг только пыль да полова – ни края, ни проблеска нет. Но стоит мне вымолвить слово, и вдруг зажигается свет. Он тусклой лампадой мерцает, невидим другим – никому, но Хаос уже отплывает медузою черной во тьму. И пусть одоление ночи несбыточно для одного,
Прошу, не лиши меня, Отче,
Ни слова, ни света его!

Глава 7.
В круге воли.

И стала тьма. Поднялся ветер быстрый,
И угадал я волны под собою.
А где же твердь? Неужто поплывем?
Но тут же воды расступились с воем,
Воздвигся остров с берегом скалистым,
И на него ступили мы вдвоем.
«Как здесь темно! Не поломать бы ноги, –
Я проворчал. Но сразу в отдаленье
Увидел яркий желтый огонек.
- Пойдем туда! Наверно, там селенье, –
Я предложил. И увидал дорогу,
Что начиналась прямо из-под ног.
- Поведай, почему здесь камни только?
Мне кажется, могло бы быть и лучше,
Когда б росли деревья – разве нет?
- Ты суши пожелал. Идешь по суше.
Ты пожелал дороги? Вот дорога.
Ты света захотел? Так вот он – свет.
Здесь все твоим желаниям подвластно,
Здесь только воля правит окруженьем,
Здесь можно словом вырастить леса,
Создать зверей, наполнить птичьим пеньем
Дубравы, и людей, давно ушедших,
Услышать вновь родные голоса.
Построй дома, иль выкопай пещеры,
Воздвигни горы, оживи криницы,
Пребудь один иль приведи народ.
Все сбудется. Все тут же воплотится.
Вне всех границ и безо всякой меры
Здесь только слова воплощенье ждет.
Я захотел… Я пожелал… И было
Все так, как обещал мне мой Учитель –
И мне явились бывшие друзья,
И наши ссоры разом разрешились,
И наших споры жаркие остыли,
И прав был в этих спорах только я.
Весь мир таков, как я хотел когда-то,
Гляжусь в него, и вижу лишь себя же,
Сам устье для всего, и сам – исток...
- Уйдем, Учитель, - я сказал. – Мне страшно.
Здесь слишком воплощение богато,
Но только я в нем слишком одинок.
- Пойдем, коль так. Здесь область есть другая.
Пойдем туда, где ты увидеть сможешь
Реальный результат своих трудов.
Там ангелы живут, и осторожно
Земли касаясь, и оберегая,
Людей спасают, и хранят любовь.

Молитва о служении
Зачем же ломился своей правотой я в крепкие двери миров?! Незваная мудрость не станет святой, но лишнею стала любовь. На дне у порожней посуды обман последнею каплей притих. Не счесть от усилий ушибов и ран, да, ладно бы только своих. Транжирил себя я – бери и владей! А рядом маячила смерть…
И только молитва спасала людей. Так дай мне молиться суметь!

Глава 8.
В круге ответственности.

Ну, наконец-то я увидел ясно
Пространство, мне известное из детства:
И облака, и ангелов, и свет…
Мы разом оказались в новом месте,
Где каждый был крылат и опоясан
Мечом, и в плащ сияющий одет.
На чистых лицах я читал заботу –
Тревогу иногда, и редко радость.
В разрывах туч виднелся шар во мгле,
К нему вниманье общее склонялось,
И каждый ангел опекал кого-то,
Из тех, кто копошился на земле.
И для следящих напряженно сверху
Сжималось время. Всякое движенье,
Взбухало чередой разлук и встреч,
Но не имея прав на принужденье,
Хранители лишь призрачные вехи
Могли расставить, чтобы уберечь
людей внизу. По одному на брата.
А людям словно никакого дела
До их усилий не было. К чему?
Сияли города, толпа шумела,
Блистала сталь, ревела канонада
Был щит небес не нужен никому.
- Эй, сам решай! Но посмотри, ведь знаки
Тебя остерегают, – шепчет ангел
Тому, кто рьяно лезет на рожон. –
Не слышит. Вот уже взмахнул руками,
Вот нож сверкнул апофеозом драки,
Вот на земле – и бездыханен он.
И так всегда. На целом белом свете,
Лишь единицы слышавших и внявших, –
Куда привычней слышать, но спешить.
- Так много ль проку от стараний ваших, –
Я ангела спросил? И он ответил:
- Мы не умеем по-другому жить.
Мы все здесь потому, что наша доля –
Служение. Не в прошлом, а сегодня,
Когда еще сценарий поправим.
- Но пьеса ведь Господня? – Да, Господня,
В ней у актера есть свобода воли,
И до поры не властен рок над ним.
Но стоит предпочесть ему земное
Духовному – разок, другой, как тут же
Не бутафорским станет реквизит,
Пространство сцены сделается уже,
У вот уже несомый не собою,
А ролью, он к финалу заскользит.
- А что же вы?
- Безмолвны, как статисты,
Мы можем только оттянуть кончину,
Дать время передумать и спастись,
Чтоб стер с лица актерскую личину,
Черты освободил свои, и чистым
Закончил грязно прожитую жизнь.
- Бывает? - Да, бывает. Только редко.
Сегодня даже исповедь не в моде,
А просветленье вовсе не в чести.
- Бог в помощь, – я сказал. – А мы уходим…
Учитель, покажи мне, как из клетки
Не одного, а всех людей спасти!
- Всех не спасешь. Да всех-то и не надо, –
Ответил Спутник. – Но идем. Я знаю,
Где ты ответ получишь на вопрос,
Как открывать другим дорогу к Раю,
Как научить Рай отличать от Ада,
И слезы света от никчемных слез.
Теперь припомни все, чему учился,
Что видел здесь, что позабыл когда-то,
В самом себе себя не отвергай –
Но помни: не найдет пути обратно,
Тот, кто в последнем круге заблудится –
Его на землю не отпустит Рай.
Молитва об одиночестве
Куда бы ни шел я – повсюду тупик, да ветхая рухлядь предтеч. Мне кажется, я ничего не достиг, и время устать и прилечь. И долго лежать в придорожной пыли, и в низкое небо глядеть, и сделаться частью горячей земли, и встретить случайную смерть…
Но знаю, что кости мои увидав, здесь рядом приляжет другой. И тоже решит, что в бессилии прав, и тоже обрящет покой. А значит, доколе держусь на ногах, я буду идти и идти…
… Не дай, чтобы мой разлетевшийся прах других отвлекал на пути.

Глава 9.
В круге творчества.

- Я не боюсь. Все то, что я увидел,
Теперь и так меня не отпускает,
И жизнь моя мне кажется смешна.
Ни опыт предков, созданный веками,
Ни озарений рвущиеся нити –
Ничем не успокоена душа.
- Тогда гляди!
И я взглянул. И вздрогнул.
За слоем слой виденья исчезали,
Как с луковицы желтой шелуха.
И понял я, что лишним жил и малым,
И что спешил, выдумывая Бога,
И что грешил, не ведая греха.
Прости меня! О, Господи, прости мне!
Не я в Тебя, а Ты в меня поверил,
А я, не приближаясь ни на пядь,
Все мелкой мерой суетливо мерил
Огромный мир, от века неделимый,
И разумом пытался Свет понять.
Я огляделся. Рядом были лица.
Я узнавал – они мне улыбались,
Я вспоминал – они кивали мне.
Я гостем стал на пестром карнавале,
Где только радость долгая искрится,
Где ночь светла в негаснущем огне.
Здесь каждый танец создавал событье
В том мире, где значение событьям
Излишнее упрямо придают,
Казалось, что в незримом лабиринте
Здесь каждый был – актер, и каждый – зритель,
Платя за вход монетами минут.
Тут правдой было то, что было правдой
Здесь и сейчас. И правды было много,
Как белого песка на берегах,
И призрачная легкая дорога,
Вверх уводила пламенем закатным,
И что круги?.. Довольно о кругах!
- Там выше Бог?
- Ну, да. Пока что – выше.
Как видишь, этот путь лежит безлюден,
Хотя из всех доступен он кругов…
- Но мы там будем?
- Может быть и будем…
Он всех зовет, но зов почти не слышен,
Как не слышна для смертного любовь.
- Вот здесь бы мне остаться. Хоть немножко, –
Так прошептал я Спутнику. – Но знаю,
Что рано мне. Еще не пробил час…
Верни меня обратно. Я из Рая
Уйти готов в далекий и тревожный
Мир, данный свыше каждому из нас.
Я стану жить, одной мечтой ведомый,
Одно в себе удерживая зренье,
Одной любовью сущее любя,
И бытие, котенком на коленях,
Ласкать, бросая в небо взгляд укромный…
Скажи мне только: как зовут тебя?
- Здесь нет, – ответил Спутник мой, – секрета.
Я – выбор твой. Мы увидались поздно.
Но я с тобой. До смерти. И потом.
И я вдохнул земной привычный воздух,
И под ногами ощутил планету,
Как временный, но вновь любимый дом.