СРЕДНИЙ КЛАСС (наброски к роману)

Что такое средний класс? Осматриваясь в России, чье развитие было искорежено октябрьским переворотом, понимаешь, что тут это вовсе не экономическая категория. Та прослойка, которая в Европе является основой стабильности и фундаментом государственного спокойствия, у нас выглядит абсолютно иначе. Помните Планше из романа «20 лет спустя»? Тот момент, когда бывший слуга мушкетера стал лавочником, а затем и фрондером, выйдя с оружием в руках противостоять роялистам. Вот цитата: «Только в пять часов добрые горожане разошлись по домам, считая, что они возвращаются с поля сражения; на самом деле они не отходили от бронзовой статуи Людовика XIII.
- Тысяча чертей! - сказал Планше, вернувшись в свою лавку на улице
Менял. - Мы разбиты наголову. Я никогда не утешусь!»

У нас эта слабо революционная прослойка тоже присутствует, но она внеклассова. Желание приобщиться к политическим бурям свойственно людям, живущим «от забора до обеда» и «от ларька до бакалеи». Какое-никакое, а разнообразие. Помню, как граждане радостно собирались на Тверской у здания московской мэрии – выходы на балкон отдельных общественных деятелей вызывали у толпы столько же энтузиазма, сколько появления дворян у окон лишенного пенсии аббата Скаррона в том же романе Дюма. Среди кричащих и ликующих московских фрондеров были все – и рабочие, и служащие, и маргиналы, и художники с поэтами. Их объединяло общее желание прогнать коммунистов и отметиться в момент исторического перелома. Да и вообще – тусовка с нелимитированной возможностью кричать после брежневского кухонного шепота придавала дополнительного энтузиазма происходящему.
Результат известен. Пришел Борис, воцарилась мафия. А настоящие перемены наступили позже – и в полной тишине.

Однако, в России все же есть средний класс. Он сформировался довольно давно, но экономические предпосылки его появления были заменены на психологические. Впрочем, это и понятно: Россия – не страна экономики. Она страна психологии. И если исследовать российское общество по этим критериям, то в нем легко найдутся и свои пролетарии, и люди умеренного (интеллектуального и духовного) достатка, и слуги, и господа, и элита, и аристократия. И средний класс тоже есть, сформировавшийся в силу особенностей исторического развития.

Типичным представителем отечественного среднего класса я назову «наследственного разночинца с аристократическими амбициями». Проблема именно психологической ориентированности российского восприятия действительности при этом работает аналогично той, что действует в обычном мире, стоящем на материальном базисе. Там сложно пробиться в элиту, так как элита покупает в другом магазине. Вспомните излет нашего архаичного капитализма – пьесу «Бесприданница» – карандышевский званый обед с поддельными этикетками на бутылках дешевого вина. В тот момент это было еще материально. Еще вполне соответствовало осмеянному Мольером Журдену. Но, «грянули всякие хренации», как говорил Галич, и декорации спешно сменились.

Советский разночинец сформировался не вдруг. Сперва он носил галифе и сапоги, обзаводился портфелем и осваивал правила поведения в трамвае. Однако, время шло, и та самая революция, которая обещала ему как минимум чувство собственного достоинства, начала запаздывать. А потому это чувство он начал вырабатывать самостоятельно – как умел. Опираясь на декларацию о том, что он уже «стал всем». Особенно преуспели в этом жены разночинцев. Их первая популяция была описана еще незабвенным Зощенко. Господ к тому времени уже на виду не осталось, а потому копировать лоск поведения приходилось откуда попадя. Бывшие стареющие актрисы, лавочницы, выжившие при НЭПе, кокотки бандитских малин – все это были примеры «настоящего шика». И первое поколение российского среднего класса выглядело диковато: он в бараньем тулупе и полувоенном френче, и она в платье из занавески, перекроенном на французский манер. Впрочем, в верхах уже выглядели иначе, и средний класс подтягивался. Им не светило пробиться на верхние ступени новой российской лестницы тщеславия, но у себя в серединке они копировали увиденное и подслушанное. Копировали старательно – более всего соблюдения обрядов требуют новообращенные.

Грянула война. Российская психология перестроилась, и часть тех, кто выглядели пустышками, оказались настоящими патриотами и патриотками. Однако, после победы и проникновения в Отечество трофейного шмотья, процесс начался с новой силой. Впереди еще были годы восстановления, но уже на смену советским разночинцам Зощенко и Ильфа с Петровым явились персонажи райкинских миниатюр. Заносчивые кассирши, хамоватые работники ЖЭКов, безапелляционные училки, служивая интеллигенция с теми самыми портфелями, но уже набриолиненная и регулярно посещающая открытые сцены, МХАТ, концерты и выставки. Ибо – «ноблесс оближ». Образовался класс «культурной элиты», к которому средний класс лип, как мухи к бумаге. Заповедная набережная Коктебеля, где прогуливались жописы, дописы и мудописы (жены писателей, дочери писателей и мужья дочерей писателей), стала образчиком бытия. Элита выходила прогуливаться «в народ». А народ терся рядом с элитой, чтобы потом рассказать о том, кого повидал и что услыхал.

Этот момент можно, собственно, и считать периодом окончательного становления российского среднего класса. Именно тогда родились и воспитались дети первых советских разночинцев. Те, что с младых ногтей впитали острое желание приобщиться к верхам и острую зависть к тем, кто эти верха представлял. Однако, «каков поп, таков и приход». А потому, копируя не слишком достойные образцы, средний советский класс и сам-то был ниже среднего. Пошлость и хамство, зависть и пронырливость – вот, что наполняло и переполняло его.

Мы порой изумляемся, «куда смотрели» те, кто равнодушно осуждал Пастернака, участвовал во всенародных голосованиях, плевал в абстракцию и генетику, дрался за бесплатные раздачи или умирал в штурмах прилавков на выбросе «дефицита». И при этом ездил отдыхать в Крым или Прибалтику, вел разговоры «из жизни знаменитостей», зачитывался «Алмазным моим венцом». Мы считаем, что застой породили Хрущев и Брежнев – нам так удобнее. На самом деле – и один, и второй, и все прочие в тогдашнем Политбюро были просто более ушлыми, чем породившая их среда. Но среда-то была та самая. Трусливая, хамоватая (помним, что хам в своем первом значении – лакей), обладающая особым апломбом нахватавшихся выскочек, жадная и страшноватая в своей неизбывной медвежьей косности…

В более поздние времена из этой среды стали вырываться те, кому было уже невмоготу. Появился андерграунд. Выживали настоящее искусство и настоящая культура. На уровне истерики создавались и распадались молодежные движения: стиляги, хиппи, панки, рокеры, растаманы и другие – несть им числа. Постепенно – методом взаимного поглощения – стала выкристаллизовываться и настоящая элита. Однако, этот процесс еще в зачатке, а вот средний класс российской действительности сформировался полностью и бесповоротно.

… Да, они потомственные разночинцы. С обязательным набором внешних признаков: следующие модным трендам, покупающие среднего класса машины и украшения, ведущие среднего качества беседы, востребованные «опчеством». Сегодня это в основном политика – средний класс получил возможность осуждать, не боясь собеседников (которые, будь такая возможность, настучали бы без сомнений). Они излучают уверенность в себе и незыблемость своих прагматичных правил. Не чужды культуре. Знают и могут связно изложить усредненное мнение о модных веяниях. Хорошо запоминают имена, семейные и внебрачные связи знаменитостей. Козыряют знакомствами. Кичатся медальками и значками. Рефлекторно врут. Собирают дома собственные фотографии у известных архитектурных памятников, предметы с антикварных барахолок, наклейки и визитки заграничных отелей и магазинов.

… Как Вы думаете, есть ли в этой среде любовь? Какая она?