Это - записки о почти забытой нами стране, о стране, которую мы никогда хорошо не знали, да и едва ли стремимся узнать теперь. В последнее десятилетие постепенно открывается для нас Южная Корея; китайцы, сменив униформы времен Культурной революции на джинсы, распахнули границы для торговли вывезенным из России добром... Но КНДР по-прежнему остается «невскрытой», и мало кому удается увидеть то, что скрывается внутри. А ведь там продолжается часть нашей когда-то общей истории. 

Китай со смертью Мао пошел путем рыночных реформ, Советский Союз вообще рассыпался, и лишь КНДР упорно сохраняет то, что давно отвергнуто ее «старшими братьями». И тот, кто попадает в Северную Корею сейчас, чувствует себя пассажиром машины времени, которая вернулась в какую-то иную, искаженную современность. Раньше мы смеялись над журналом «Корея», потом - холодно наблюдали за видеохроникой, запечатлевшей траурный плач по Вождю. Но мы не видим главного.

Мы не видим этого народа, не знаем его в лицо. А если бы узнали, то вряд ли смогли бы смеяться или сохранять равнодушие. Потому что там, за колючей проволокой границы, лежит удивительная земля, наполняющая душу очарованием, печалью и горькой любовью. Давайте же приоткроем для себя завесу. Надеюсь, что заметки эти, составленные из впечатлений пятнадцатилетней давности, не сильно устарели. Вождя больше нет - но страна осталась… И дай Бог счастья этой прекрасной стране!

1985. РИС УБРАЛИ С ПОЛЕЙ…

Пхеньянский аэропорт расположен довольно далеко, километрах в двадцати от столицы. Мы приземлились здесь утром, проведя в воздухе всю ночь, за один перелет преодолев расстояние от Москвы до Пхеньяна. Самолет прокатился мимо здания аэровокзала, украшенного огромным портретом Вождя на фасаде, и замер...

Мы - артисты одного из советских музыкальных творческих коллективов - прибыли на гастроли в КНДР, как официально принято здесь выражаться, «по приглашению Великого Вождя товарища Ким Ир Сена». Однако Ким Ир Сена, как и его сына, «любимого руководителя» Ким Чен Ира, увидеть нам удалось только по телевизору, если не считать множества больших и малых портретов на стенах, стендах, а также на значках, которые носит здесь каждый кореец...

Впрочем, нам предстояло множество других встреч.

Автобусы "отвалили" от здания аэровокзала и, разворачивая, медленно двинулись к мосту. Мимо нас, ежась под осенним дождем, шли корейцы - мужчины и женщины. Большинство из них были в военной форме - точной копии советского обмундирования 40-50-х годов. Миновав мост, небольшой поселок и очередной портрет Вождя на развилке, мы выехали на шоссе и набрали скорость. По обочине далеко вокруг виднелись квадратики рисовых полей. Рис уже убрали, лишь кое-где еще лежали снопы, оставленные для просушки. Маленькие поля были пусты, из воды торчали только обрезки стеблей да темнели земляные насыпи между участ-ками. Одинокая и тоскливая картина. Именно тогда понятным стало трехстишие одного японского поэта:

Рис убрали с полей.
И с горя бросается в воду
Бедный кузнечик!..

ВСТРЕЧА С ПЬХЕНЬЯНОМ

«Старого города» в Пхеньяне нет - весь он (не считая старинных ворот, стоящих прямо посреди проспекта, наподобие Триумфальной арки в Москве) состоит из современных блочных и бетонных зданий. Да иначе, пожалуй, и быть не могло: две войны полностью уничтожили прежний облик Пхеньяна... 

По улицам едут переполненные троллейбусы. У некоторых выбиты задние стекла, зияющие дыры забиты фанерой. Горожане одеты стандартно - преобладают серый, коричневый и цвет хаки... Школьники, особенно младшие, ходят по улицам строем: целые классы мальчиков или девочек (здесь сохраняется система раздельного обучения) маршируют под командованием учителей или своих сверстников-командиров.

Чем ближе к центру, тем шире помпезные проспекты, выше многоэтажки. Проезжаем мимо гранитного столба в память о китайских «добровольцах», павших в корейской войне 1950 -1953 гг. Говорят, погибло их здесь более миллиона...

Водяные столбы, вырываясь прямо из речной глади, бьют в небо на огромную высоту, это - фонтаны на реке Тэдонган в Пхеньяне. Как белоснежные «колонны» обрамляют они Монумент Идеи Чучхе, увенчанный рубиновым «пламенем». Фонтаны включают редко - уж очень много энергии забирают их насосы и водометы у города, и без того страдающего от нехватки электричества. Обычно это феерическое зрелище преподносят «в подарок» приезжим иностранным лидерам. Два-три дня, пока гости в Пхеньяне, фонтаны действуют. Но как только визит заканчивается, их выключают, и очень часто именно после этого в Пхеньяне звучит сигнал «воздушной тревоги».

"ТРЕВОГА" БЫЛА УЧЕБНАЯ

«Воздушная тревога» застала нас вечером в отеле «Коре». Уже совсем стемнело, когда по городу разнесся знакомый нам только по фильмам о войне звук - унылый вой тревожных сирен. Мы стали глядеть в окно. Люди на улице все так же спокойно шли, стояли, дожидаясь троллейбусов, зато по всей округе в жилых домах гасли лампочки. Через несколько минут нас попросили выключить свет в номере и спуститься в холл. Оттуда всех вывели к автобусам и объяснили, что на время «тревоги» отвезут в консульство.

Городской пейзаж за это время успел измениться: стало довольно темно. Не светились окна, не горели фонари и даже автомобильные фары были выключены. Автобусы наши осторожно двигались среди потока машин, в котором еле различались очертания автомобилей и троллейбусов. Но городские улицы по-прежнему жили, люди продолжали спокойно идти своей дорогой. «Тревога» была учебная ...

В консульстве я слышал ещё одну версию: кроме тренировки по гражданской обороне «воздушные тревоги» проводятся здесь с целью экономии электроэнергии.

СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ БЕЗ ЭЛЕКТРИФИКАЦИИ

Электричества в корейских городах хронически не хватает. Но по-настоящему прочувствовать это можно только переехав из Пхеньяна в провинцию. Особенно сильно этот дефицит мы ощутили в промышленном городе Хамхыне. Во время концерта из динамиков раздался жуткий хрип: усилители искажали звук. Несколько номеров было сорвано. Наш звукооператор сказал, что причина «неполадок» - скачки напряжения в электросети. Напряжение падало до 110-105 вольт…

Один из дневных концертов и Хамхыне вообще но состоялся: во всем городе электричество отключилось, и зрители, которые должны были приехать ко Дворцу культуры на троллейбусах, так и «застряли» на городской окраине.

МЕРОПРИЯТИЯ КУЛЬТУРНЫЕ И КУЛЬТОВЫЕ

Дворцы культуры в Северной Корее огромными размерами и характерным архитектурным обликом напоминают (а по сути - попросту подменяют) культовые сооружения. Большинство «мероприятий», под которые они задействованы, - это партийные конференции или «революционные оперы», торжественные оды Вождю и Маршалу. Впрочем, и обычные концерты без этих «од» не обходятся.

Почти все ДК спроектированы в традиционно-восточном стиле, но построены и оснащены по последнему слову техники: просторные залы и фойе, великолепная японская аппаратура. Здание ДК обязательно украшает центральную площадь каждого провинциального города. А в самом Пхеньяне дворцов культуры множество, и рассчитаны они на тысячи зрителей. Например, самый маленький из столичных дворцов - так называемый «Большой Театр», в котором могут разместиться полторы тысячи зрителей. Много крупнее ДК Министерства внутренних дел, а ДК Корейской Народной армии даже оборудован эскалаторами, на которых поднимаются наверх те, кто сидит в амфитеатре. «Оркестровая яма» Клуба Армии вмещает оркестр из нескольких сотен музыкантов, хор состоит примерно из восьмисот человек, а на колоссальной сцене по ходу действия бьют фонтаны, разъезжают макеты танков, имитируется (и очень натурально!) выплавка чугуна и стали...

Главным Дворцом Кореи является правительственный театр «Маису дэ». Кроме большого зала, 
рассчитанного примерно на 8 тысяч зрителей, здесь есть и очень скромный, всего трехсотместный зальчик. Но этот «зальчик» непростой, вход перекрыт забором с колючей проволокой, на воротах - вооруженный пост, сцена огромна и оснащена всем необходимым, вплоть до японских управляемых видеокамер с цветными мониторами: с их помощью из-за кулис можно следить за ходом представления. 
Это - специальный зал для партийной элиты. Здесь Они могут лицезреть новые постановки, здесь выступают специально и для Них.

Всего в Пхеньяне около десятка дворцов культуры, и несколько залов могут поспорить с нашим Кремлевским Дворцом съездов. А вот цирк - всего один. И по размеру oн с трудом «дотягивает» до Старого цирка на Цветном бульваре. Но люди идут в этот цирк с такой радостью, какой я не видел в сонных и усталых глазах зрителей грандиозных «революционных опер»...

ТЕЛЕЦ НЕ ЗОЛОТОЙ, НО ВСЁ РАВНО ИДОЛ

...Главный памятник Ким Ир Сену в Пхеньяне - огромная бронзовая статуя Вождя - кажется еще выше оттого, что стоит на гребне холма над одним из центральных проспектов столицы. Корейцы рассказывали нам о «великой скромности» Маршала, который запретил покрывать эту свою статую толстым слоем золота, как предлагали скульпторы... Он сказал: «Наша страна не так богата, чтобы делать мне памятник из золота», - объяснил нам переводчик Пак.

Неподалеку от бронзового Ким Ир Сена взмывает в небо другой корейский кумир - крылатый конь Чхолимма, символ социалистического скачка Кореи. А самым высоким памятником столицы является Монумент Идей Чучхе. Он был открыт к какому-то дню рождения Вождя и сложен из блоков. Каждый блок символизировал ОДИН ДЕНЬ жизни «именинника»: сколько прожито было дней Ким Ир Сеном до момента торжества - столько кусков гранита в «Монументе». 

Венчает памятник «пламя» из рубинового стекла, под которым ночью переливается, мерцает свет мощных ламп, заставляющих факел «пылать».

Еще одна скульптура запомнилась мне - памятник Ким Ир Сену в Вонсане, на набережной, вблизи Японского моря. На груди у металлического Вождя висел бинокль, будто Полководец думал в него увидеть далекий японский берег... Но особенно поразили меня прекрасно выделанные, зашнурованные бронзовые ботинки колосса, которыми он утюжил свой пьедестал. Эти ботинки сияли в свете прожекторов, когда мы возлагали цветы к монументу. И я записал:

Стоит истукан
В огромных ботинках из бронзы.
Гляжу, восхищённый размером.

ДРУГОЙ ПАМЯТНИК

Видели мы в Вонсане и другой памятник. К нему пришлось ехать поздним вечером, сквозь полумрак приморских улиц. Густо засаженные деревьями, кварталы бетонных пятиэтажек вызывали ассоциации с Измайловом. Автобусы вырулили на шоссе и застыли на самой границе города. Мы вышли.

Это была глухая окраина. Двухэтажный блочный дом окружали деревенские заборы. На веревках висело белье, со двора тянуло тяжелым гнилостным запахом...

Фонари здесь отсутствовали, и в темноте едва различима была крутая дорога на покрытый кустарником холм. Взявшись за руки, чтоб не упасть, мы взошли на вершину. Во мраке угадывался небольшой столб с пятиконечной звездой, к которому мы положили венок. Это - братская могила советских десантников, погибших при освобождении Вонсана от японцев. Об этих людях здесь предпочитают не вспоминать. О них все забыли. Ведь корейцев долго учили, что «свободу» Корее принес лишь один Человек. Его имя - Ким Ир Сен.

ЛЕС ДОЗУНГОВ

Дорога в Вонсан ведет из Пхеньяна на северо-восток по прекрасному шоссе, недавно построенному корейскими солдатами. Этот путь резко отличается от дороги на юг, к границе с Южной Кореей. Там скоро попадаешь на плоскую равнину, изуродованную индустриальными гигантами, пропахшую заводской гарью. А Северо-восточное шоссе, напротив, почти сразу устремляется в горы, покрытые желтыми и багряными осенними перелесками. Но через некоторое время цивилизация дает себя знать и здесь: на крутых склонах кустарники и деревья, посаженные людьми, образуют гигантские буквы, из которых складываются целые лозунги. Один из них нам прочитал переводчик Пак: «Берегите лес!»

Лесопосадки в виде лозунгов остались позади, автобусы все выше забираются в горы. Изредка мы видим деревушки в несколько домов, небольшие рисовые поля, здания ближе к дороге - то ли колхозные правления, то ли просто какие-то склады, увенчанные кумачовыми лозунгами. Раза два замечаем на обочинах допотопные и, кажется, разбитые трактора:

Возле разбитого трактора
Два крестьянина копошатся.
Лозунги красят картину! 

Крестьяне, бредущие вдоль шоссе, завидев автобусы, улыбаются и машут вслед. 

ТИХА КОРЕЙСКАЯ НОЧЬ... И ТЕМНА

Автобусы все чаще ныряют в ярко освещенные тоннели. Солдаты, охраняющие въезд и выезд, отдают нам честь. На многие мили вокруг - скалистые горы. В их складках накапливается туман. Алый, багряный и желтый цвета кустарников постепенно бледнеют под сумеречным светом. Вот зажигается первая звезда, вторая... 

Ночь медленно опускается на землю, и звезды наконец начинают сверкать но всему небосклону. И тогда, миновав последнюю кручу, машины устремляются вниз. Впереди мелькают огни - там нас ждет город Вонсан.

Ночью в провинциальном городе комнаты освещены желтыми слабыми лампочками. Тогда невольно заглядываешь в окна домов и еще раз поражаешься однообразию и нищете корейского жилища. Замечал часы с кукушкой, висящая на доске с гвоздями одежда, прикрытая драпировкой, из угла в угол комнат - веревки, на которых сушится белье.

Света на улицах мало. В холле гостиницы тоже горит лишь несколько лампочек. Портрет Вождя выглядит бледнее, зато у двери в номер, где Ким Ир Сен останавливался во время прежних приездов в Вонсан, сверкают позолотой мемориальные доски.

МОРЕ

Раздали ключи, и мы вошли наконец в номера. Было тепло. По корейской традиции грели не батареи, а трубы, проложенные под полом. Я вышел на балкон и только тут понял, что огромная пустота справа от нас - море. Да нет, даже не пустота, а исполинское живое существо.

Вся его поверхность светилась спокойным и чистым сиянием. Сияло и небо, да так ярко, что казалось - прямо за горизонтом скрываются огни Японских островов. Но это был лишь зодиакальный свет.

Море дышало глубоко, спокойно, и в душе вдруг возникло неописуемое, безграничное ощущение свободы. 
Такой свободы, которую уже нельзя запретить и невозможно отнять. Независимо от того, русский ты или кореец.

КОГДА КИМ ИР СЕН БЫЛ МАЛЕНЬКИЙ

Мангендэ - местечко, где родился Ким Ир Сен, - в двадцати километрах от Пхеньяна. Глинобитные домики спрятаны в живописной зелени на склонах гор. Люди здесь больше не живут - поселок превращен в музейный комплекс, сюда постоянно подвозят экскурсантов, рассказывают им о детстве Вождя, о том, как подростком ушел он из дома, чтобы «руководить революционной борьбой». Показывают всем жилище семьи Кима - небольшой дом под соломенной крышей, построенный в традиционном корейском стиле. Дом одноэтажный, невысокий. Крайнее отделение - кухня с холодным земляным полом и большой печью.
Длинная печь служит одновременно и источником тепла, и полом для всех остальных помещений в доме. 
Там не предусмотрено почти никакой мебели, нет и кроватей - спят корейцы, расстилая циновки прямо на теплом, «печном» полу. Широкие двери открываются в маленький двор с сараями и старинными орудиями сельскохозяйственного производства...

Весь комплекс отреставрирован, кругом - цветущие сады и клумбы. Ниже, на северном склоне - парк аттракционов с огромными «американскими горками». Если же пойти на юг, к вершине горы, то очень скоро вы окажетесь на скалистом гребне, заросшем соснами и кустарником. Внизу, под скалой, изгибается дорога, ведущая из столицы на юг. Она пересекает реку, поворачивает на бесконечную - до горизонта равнину и уходит за горизонт к городу-порту Нампхо, что на берегу Южно-Китайского моря. Оттуда в 1950-м двигались к Пхеньяну американские войска...

ВОЙНА В ИСТОРИИ, В ИСКУССТВЕ... НЕОКОНЧЕННАЯ ВОЙНА

Между прочим, та корейская война 1950-1953 гг. до сих пор не закончена. Заключено лишь перемирие. И убеждение, что война может снова вспыхнуть, поддерживается среди корейцев. Иначе зачем здесь столько солдат? Зачем служат они так долго - три года в сухопутных частях и пять лет на флоте? Почему столько вооруженных, в том числе и гранатометами, патрулей на улицах городов и в промзонах? А зенитки, расставленные на холмах возле завода,- зачем задирают в небо стволы?

Мы бредем по берегу моря в солнечный ясный день. Море ласковое, чистый песок. И где-то далеко слышен гул самолета. Он нарастает, раскатывается по небосводу, рассыпается эхом в прибрежных скалах. Он уже совсем близко над нами - и вдруг нас охватывает беспокойство, становится очень неуютно оттого, что мы стоим на открытом пространстве, что спрятаться, укрыться здесь негде. Нам просто страшно, потому что мы помним эти расчехленные зенитки и вооруженные патрули... И нам невольно хочется убежать, хотя самолет над нами - совсем не для того, чтобы в нас стрелять...

В Музее корейской войны мы видели такое художественное полотно: траншея полного профиля, coлдаты укрываются за бруствером. Рвутся снаряды, строчит пулемет, идет бой... А позади - справа, за траншеей, абсолютно открыто, прямо «в поле» стоит стол, на нем разложены армейские карты и идет совещание во главе с Ким Ир Сеном: маршал «осуществляет непосредственное руководство сражением»...

Есть в музее и множество больших и малых диорам. Одна из них - круговая, похожая на диораму Бородинской битвы в Москве. Все они иллюстрируют важнейшие эпизоды корейской войны... Американцы - блондины с выпученными от страха голубыми глазами, в гимнастерках, с засученными рукавами (очень похожи на немцев некоторых наших батальных полотен и фильмов), валятся, как снопы пшеницы, «срезанные» метким огнем. Некоторых берут в плен. Американские танки горят... И среди убитых - ни единого корейца. Лишь одному раненому бойцу заботливая санитарка бинтует голову или руку. А тот уже снова рвется в бой!

Вообще корейская живопись заслуживает отдельного разговора. Судя по экспозиции художественной галереи Пхеньяна, здешние художники развивают четыре темы. Первая, нейтральная, - тема природы. Пейзажи выполнены в особенном, корейском стиле: тона мягкие, пастельные, хотя природа получается какой-то неживой, слишком красивой. Второе направление составляют портреты вождя. Наряду с «военным советом», о котором уже упоминалось, нам довелось увидеть один «мирный» холст: «Ким Ир Сен руководит на месте работой свинофермы». Это поразительная картина. На ней две группы персонажей: слева улыбается вождь, стоящий вполоборота, на голову выше окруживших его людей. Справа огромная свинья, боров, тоже стоит вполоборота (!), опершись на ограду. Вокруг него - маленькие поросята. Боров смотрит на вождя и - тоже улыбается! Что хотел выразить художник этим полотном, и как все это понимать - думайте сами...

Темы третья и четвертая - соответственно военные победы и процветание Северной Кореи и загнивание Кореи Южной. Причем именно «загнивающий Юг» становится для художников самой соблазнительной темой, поистине золотой жилой. Ведь здесь можно изображать живых людей, чувствующих, переживающих; здесь можно свободно одеть своих героев по современной западной моде, здесь можно тайком полюбоваться женской красотой...(впрочем, эта завуалированная тенденция была бы лучше объяснена кем-нибудь из последователей Фрейда). И антураж не имеет никакого значения. Пусть на картине эпизод восстания студентов в Кванджу, сцена пальбы, смерти и баррикад... Внимание художников сконцентрировано на другом, и скрыть их специфический, пока еще задавленный цензурой интерес все-таки невозможно.

КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ПО-КОРЕЙСКИ

Орудием культурной революции в КНДР был избран обыкновенный на первый взгляд предмет, а именно... карандаш.

Дело было так. Когда социализм окончательно утвердился в Северной Корее, Ким Ир Сен поставил одной из первейших экономических задач скорейшее строительство карандашных фабрик. Будут карандаши, сказал он, люди станут учиться писать, вся страна сделается грамотной! И производство карандашей наладили. Безграмотность была ликвидирована, люди теперь умеют писать. А карандаши стали выпускать уже непростые. В Корее теперь продают множество видов автоматических карандашей с наборами грифелей. И даже иностранцы не прочь купить такой сувенир.

РАСПРОСТРАНЁННЫЕ ФАМИЛИИ И ДРУЖБА НАРОДОВ

На улице ресторанчиков и отелей в Пхеньяне - все в розовых и зеленых полутонах. Мы идем в карандашный магазин маленькой компанией вместе с переводчицей Пак (первое время мы больше общались с ее однофамильцем - переводчиком из института иностранных языков). Постепенно между этой девушкой и нами возникла искренняя дружба. Мы стали часто беседовать, компанией бродить по городу. 
Безусловно, в наших отношениях не было и не могло быть (при очень суровых корейских нравах) никакой двусмысленности. Не могли мы и говорить с полной откровенностью. Боялись делать это даже в разговорах между собою в номерах - российское консульство открыто предупредило нас, что и помещения, и телефоны в отеле прослушиваются.

Нас даже специально попросили не реагировать, если мы обнаружим, что наши комнаты и личные вещи были подвергнуты «досмотру». И все-таки переводчица Пак стала первым нашим искренним другом в Корее. С ней нам было свободней и легче...

Пак - это, как объясняли нам сами корейцы, фамилия. Односложная фамилия ставится прежде имени, а двусложное имя следует после. У Вождя и его сына, например, фамилия Ким, у наших переводчиков - Пак. И та, и другая фамилии - самые распространенные здесь. 

Итак, мы идем вдоль витрин, заглядывая внутрь. В магазине картин продаются изображения цветов и деревьев. Двери ресторана неподвижны, и кажется, что закрыты насовсем. В универмаге ряды бутылок с «инсамом» - женьшенем, и больше практически ничего. Толчея у отдела, где выставлены кастрюли.

Вот, наконец, магазинчик карандашей - здесь длинная очередь. Товар прoдается красивый. Нажимаешь на кнопку - из карандашных недр показывается тончайший грифель. Несколько раз нажмешь - пиши, рисуй.
Грифели разные - серые и цветные.

Стоя у прилавка, мы все не решаемся встать в хвост очереди. Прицениваясь, достаем деньги... Продавщица кидает быстрый взгляд на наши бумажки и бросается к нам, забыв про очередь. Дело в том что у нас купюры (воны) с особыми, зелеными печатями, а у корейцев - без печатей. С нашими «зелененькими» можно пойти в здешние "березки", купить хорошую еду, вино или какой-нибудь другой дефицит, поэтому продавщица и «сорвалась» прямо к нам.

Между прочим, кроме зеленых, на воны иногда ставят красные печати, которые в два раза «дороже» зеленых и служат пропуском в еще более привилегированные магазины. Такие купюры выдают только приезжающим с Запада, а зеленые достаются нам, «соцлагерю». Видно, и здесь Запад в большей цене...

СКРОМНАЯ КРАСОТА, СКРОМНЫЕ ЗАПАСЫ

Мы снова в столичной толпе. По улице мимо тридцатиэтажных небоскребов идут окутанные осенней дымкой прохожие. Все мужчины - в сером или хаки, все женщины - в сером и коричневом, но зато у них - мягкие, закутывающие шею и голову удивительные платки. Никогда не синие и не черные, а только розовые, желтоватые, голубые, зеленые - все самые нежные, теплые цвета. Невозможно смотреть равнодушно на эту более чем скромную дозволенную красоту. Тогда в моем блокнотике появились три строчки:

Горькая нежность!
Складываешь
Единственный теплый платок...

Некоторые люди толкают перед собой деревянные тачки, в которых уложены продолговатые кочаны корейской капусты. Это «заработок» за участие горожан в сельхозработах. Проходя фешенебельной улицей к отелю «Коре», мы вдруг обращаем внимание на сильный запах. Пахнет какой-то гнилью. Скоро дело разъясняется: во всех дворах под окнами многоэтажек свалена в груды корейская капуста. Запах становится до боли знакомым - вспоминаются московские овощебазы. Здесь овощебазой стал весь город: люди запасают еду на зиму. 

ОТДЫХ ПОСЛЕ "СКОРОСТНОГО БОЯ" И СПЕЦИФИЧЕСКИЙ КОРЕЙСКИЙ ЮМОР

День за днем, город за городом - мы даем по два концерта: утром и вечером. Встречают нас очень хорошо. Правда, многие зрители засыпают во время лирических номеров, но мы не обижаемся. Нас предупредили, что многих корейцев привозят на концерт прямо с вахты, где они работают методом «скоростного боя» - то есть по две смены подряд, с короткими перерывами на еду и отдых. Люди изнурены, за что же тут обижаться?

- Пак, а почему, когда мы поем "Песню моря" (мы исполняли ее по-корейски), люди в залах всегда смеются на третьем куплете?
- Там есть очень смешные слова...
- Какие же?
- По-русски это примерно так: «Над морем разносятся звонкие голоса девушек цеха рыбообработки бригады имени Чхолимма, которые с подъемом трудятся». Людям нравится, и они смеются.
- Неужели это народная песня?!
- Да, это самая настоящая, народная.

БРАЧНЫЕ ТРАДИЦИИ: ИНОСТРАНЦЫ НЕ ПРЕДУСМОТРЕНЫ

...Переводчице Пак двадцать лет. Как-то один из ребят спросил ее полушутя, не пойдет ли она за него замуж. Пак улыбнулась и сказала, что нужно еще «чуть-чуть» подождать: когда ей будет 23, а жениху 27 лет – тогда можно и замуж. Так положено по закону. На Пак серое пальто, волосы темные. Платка она не носит. Она говорит тихо, скромно опуская глаза, как все корейские девушки. У нее не-обыкновенно мягкие, теплые руки. Впрочем, даже если бы ей было 23, брак с иностранцем здесь невозможен...

Девушка
в сером пальто.
Как тебя напоминает!..

ПОТЁМКИНСКИЕ ДЕРЕВНИ В ЯПОНСКОМ СТИЛЕ

Парк японского стиля в Вонсане. Мы едем туда утром в будний день. Море, словно предчувствуя скорую зиму, стало серым и мрачным. Небо хмурилось. Наш автобус проехал по приморским улицам. Прохожие не встречались, да и откуда им быть в будний день?

Миновав мостик через ручей, въехали на территорию парка и остановились. Вокруг струился туман, листва усыпала холмы... Багряные, оранжевые, алые кустарники и тонкие деревья были будто обожжены. Они походили на цветные стекляшки: тронешь - рассыплются с печальным звоном... Холодно, ноябрь.

Мы идем по тропкам, взбираемся на склоны. Все здесь: и дорожки, и лес, и холмы - проложено, насыпано, посажено людьми в необычайно изящном, распланированном беспорядке. Например, пруд с заливами, мостиками и восточной беседкой создан по специальному проекту. По глади воды, под мостами плывут маленькие лодочки. И в каждой - девушка и солдат. Откуда они здесь в рабочий, непогожий день? Озерцо слишком маленькое, лодки крутятся на одном месте, и чувство неловкости возникает, когда мы смотрим на эту картину. Мы понимаем, что это - спектакль, организованный специально для нас.

А на другом берегу расположились (или рассажены?) - школьницы с большими белыми листами в руках. Мы, переходя по мосткам, сквозь беседку движемся тудa, где сидят они. 

Это старшеклассницы. Они сидят на земле, подстелив свои платки, и рисуют вид на беседку и озеро. Мы ближе - они все старательней склоняются над рисунками. Но рисуют не все... 

Одна девочка - она дрожит. Ей холодно. На ее листе ничего нет. Она больше не может удерживать карандаш в пляшущих пальцах, роняет его и прикрывает руками плечи. Её тело буквально сотрясается. Она понимает, что замечена, и лицо девочки полно тревоги.

Так на подмерзающей голой земле они сидят, сжимаются, отворачиваются от нас, делают вид, что рисуют, а мы идем к ним, МИМО них.. И мы не имеем права проявить жалость, потому что не знаем, чем она для них обернется. Но мы все ВИДИМ! Видим, клянусь Богом... 

Пруд позади. Парк вокруг нас - абсолютно пустой парк. 

Деревья, кажется, покраснели от холода.

МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА

Мужчины и женщины в Корее - это очень заметно! - особенно, кричаще неравноправны. Впечатление такое, что подсознательное раздражение, вызванное необходимостью постоянно кому-то подчиняться, строго следовать дисциплине и слушаться начальника, находит выход именно в общении с женщинами. С ними мужчины становятся развязнее, заметно грубее. Возможно, что-то тут осталось и от древних восточных традиций. Во всяком случае, в Корее не принято уступать женщине место - сидит обычно мужчина. Вообще не принято ей уступать, помогать в тяжелом труде. В гостиницах именно женщины таскают все тяжеленные вещи. 

Мы видели это, но, пытаясь предложить помощь, наталкивались на непонимание: у женщин выработался уже стереотип, что это женская работа и тот, кто в нее ввязывается, - не мужчина, а мальчишка. Доброе же и вежливое обращение вызывало у них поначалу просто шок.

Однако шок этот проходил и уступал место теплоте, отзывчивости, пониманию особой ценности такого отношения. И если приезды в новый город сопровождались чисто формальными встречами (на них сгоняли всех работников отелей и заставляли махать флажками), то прощания были абсолютно неформальными... Потому что почти все женщины, провожая нас, плакали.

ПОСЛЕДНИЙ ВЗГЛЯД

И переводчица Пак тоже плакала, когда мы расставались. Накануне она приходила попрощаться прямо к нам - ко мне и Косте - в гостиничный номер. Посидела десять минут, выпила газировки «за счастливую дорогу», поговорила с нами... Пыталась читать Есенина. 

А потом, на аэродроме, мы вдруг увидели, как Пак плачет. Она захлебывалась и не могла переводить официальные прощальные речи. Нам было за нее очень страшно: что будет с ней после?

Прощаемся на аэродроме.
Переводчица плачет
И переводит...

Как сложится дальше ее жизнь? Как сложится жизнь тех, кого мы встретили там, кого успели полюбить? Мы этого не знаем. 

Наш самолет разбежался по полосе и взмыл в небо. Предстоял длинный перелет в Москву, через Хабаровск. И когда этот путь завершился, между нами пролегло 9000 миль. 

И еще нечто большее, чем расстояние, разделяло нас. Что-то непреодолимое и чудовищное. То, чего никогда не смогут передать эти пустые и театральные слова: "ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС".


Москва, 1985-1994 гг.

Приложение к "Корейскому дневнику".
Большая часть этих трёх-пяти-стиший была написана осенью 1985 года в Северной Корее.