Геннадий Вадимович Шептунов
НАВЯЗАННЫЙ РИТМ
Жизнь – «минус время»;
стало быть, прошло
Довольно кратких минус девять лет
Грядущего. С утратою покровов,
Обличий, перспектив. Разочарован
Счастливец; смертник жив; а борохло
Былого – свалка всевозможных «нет»
И «невозможно» – перегнило в Слово,
И семя пало, и уже взошло.
Опять чернеет в золоте октябрь,
И многодолгоноги переходы
По тротуарам, скверам и бульварам;
И плавно убывает день – хотя б
Кипело Солнце; к охлажденью года
Всё радостней, без дела и без пары
Используя нелётную погоду,
Брести всё дальше городом
сквозь воды –
Не сквозь летейско-стиксовы, а так –
Сквозь морось, что не требует
ни брода,
Ни лодки; и, печалясь на пятак,
Увидеть Время – чтоб оно меня
Не видело, позволив лёгким зверем,
Бесцельно, мимо дома, мимо двери
Скользнуть по поздней осени, сменя
На золото – медяк, углы срезая,
Дыша до боли в рёбрах, не тая
Ни слёз, ни смеха – ибо жизнь моя,
Упругая, поджарая борзая,
Балласта не несёт. Ни капли жира –
Одно движенье – городом ли, миром,
На все четыре и во все края,
И встречно ей – подобные же лица,
Как под водою – рыбы, в небе – птицы.
2006.
СТВОЛ
I
Всё-таки выстрел – обычно не то, что “в тебя”.
Чаще ты сам – указательный палец
на спуске,
Карий прищур над стволом;
самый ствол, слишком узкий,
Чтобы вместить, что скопилось.
Мишень возлюбя,
Ты достаёшь её.
Случка курка и бойка;
Гильза – в песок. Ты на шаг
ближе к миру и к дому,
Вроде бы выжив. А вспышка, ещё
без щелчка,
Свист и шлепок позади
причитались другому.
II
Ни хвалы, ни награды,
Ни прощенья не надо.
Наши тени – не судят,
Возвращений не будет.
Как прошли перевалом –
Половины не стало:
Мы-то думали – стадо,
Оказалась – засада,
Бойня-каменоломня,
Западня заказная.
…Кто вернулся – тот помнит.
Кто остался – тот знает.
А дороги до дому
Нет ни прямо, ни криво.
…Мы-то думали – громы.
А прислушались – взрывы.
III
Блудный сын, нежный брат,
Безымянный солдат,
Кем убит, как забыт –
Не укрыт, не зарыт?
Где травою возрос?
— Прянул мартами в нос.
— Оседлал первый шквал.
— Занавеску сорвал.
IV
Переправа, переправа.
Берег левый, берег правый…
А.ТВАРДОВСКИЙ.
“Василий Тёркин”.
Пью за тех, кого за переправой
Сорванной оставив, были правы
Те, кто уберёг всех остальных,
В бой не брошенных. Вопросы чести
Не в чести, когда живущих – двести,
А погибших – пять сынов страны.
Вам теперь – межзвёздная разведка
Там, где под ногой не треснет ветка,
Где не бросят и не предадут.
Свято место, как известно, пусто
Быть не может – но до блеска, хруста,
Свиста Космос вымыт и продут,
Вычищен, обставлен к заселенью
Вами, други. Теми, кто ни тени,
Ни пятна отныне ни на пол,
Ни на знамя не отбросит.
Мало
Жили? Без толку?
— Так вот, Валгалла –
Рай полярный – холоден и гол:
Заселяйте.
V
Променяв коней на переправу,
Словно грека, в реку угодив,
Не найдя себе в варягах славы,
Обрети на весь свой голос право –
На гортанный хриплый перелив
Низких, полнокровных полузвуков-
Полувыходов туда, где нет
Ничего, что может “цап за руку”.
Вот туда – а ну ка! – влезь без стука
Этак на десяток тысяч лет –
До забвенья, то-есть – до свиданья,
Излиянья – до судьбы: «Одной
Каплею дождя на мирозданье
Пасть и обеспечить прорастанье
Деревца над брошенной стеной».
VI
Путь в потёмках. Дело заполночь.
Над землёю – тучья наволочь.
Погляди, как бледен диск,
Проплывающий над теменем.
Ночь шуршит прошедшим временем:
Что ни столб, то обелиск –
К сожалению, желаниям
Чаще, чем событьям. Мания
Убывания манит
За пределы поля зрения,
Где, очнувшись, будешь менее,
Чем частица, ибо вид
Перекрёстков образуется
Без тебя, и через улицу
Не в тебя плеснёт весна.
А тебе – завет звучания
Века, что чудит с отчаянья
Ростом веток до окна,
Наполняя новой тайною
Дом напротив, крики стайные
Птиц в рассвете и листве.
Здесь и дальше – карты из руки.
Здесь – рассеивает призраки
Жизни светлый суховей.
1999 – 2007.
ПЛАЩ ДЕЯНИРЫ
I
У ночи были плечи и ключицы.
Черты лица, готовые напиться
Очередной одышливой весны.
Вселенная носилась в плоской раме,
И только неба не было над нами,
Чтоб уличить в наличии спины,
И были тени синими на стенах;
И в острых снежных волнах
цвета пены
У губ хрипящего уже вотще
Рождался день пробежкой в бледной
хляби
Змеящейся и предрассветной ряби,
Скользящей по поверхности вещей.
И хлопнуло окно, как сычье око,
Когда схлестнулись, будто два потока,
И с хрустом расцепились две руки –
И всё плескалась щукой в складках
платья
И шторы ночь обычного зачатья –
Случайного, как отмель у реки.
II
Здесь жили – больше не живут.
По белизне за край бумаги
Поплыли лебеди, и крут
Изгиб их горла; словно флаги,
Их головы: ещё не взлёт,
Уже – скольжение вперёд.
И острый почерк быстрых строк,
В которых в брызги раскололись
Высоколобый чей-то слог,
Высоконогий чей-то голос,
Шагнувшие до верхних нот –
За голубое. Вверх-вперёд –
Оттуда, где прохладный кров,
Где выживали – в ус не дули,
Где плеск продолговатых слов
Во влажной полночи июля,
Где устаревшие листы
Под стыком стен ещё синеют
Пронзительнее и яснее
Прямоугольной пустоты.
III
IX ГЛАВА
В дорогу – дождь, слизавший плоский город.
Сонливый полдень сталью рельса вспорот;
Ворвётся в пустоту плацкартных споров
То степь, то лес –
И станешь называть,
как в прошлом, далью
Пейзаж, линованный диагональю
Воды с небес.
Два дня безделья по дороге в лето.
Воспоминаний, путевых заметок
И непутёвостей кордебалет,
Да дождь в дорогу – добрый знак.
Hо это –
Из области несбыточных примет.
Курящий в тамбуре – из “тех-которых”,
Что десять лет назад в кухонных спорах
Сшибались, не щадя ни горл, ни сил,
До срыва вверх, где в каменисто-чистом
Бродили, в сущности, из любопытства;
И я бродил.
И, явно чем-то с человеком схожий,
Намного выше и чуть-чуть положе,
Стократ плавней,
С клыкастым горизонтом в жёлтом взоре,
Из пышнотелой поросли предгорий,
Прочь от теней
Скользил пернатый – некто соколиный.
Под ним – отрава зелени долины,
Цветущий склон,
Движенье живности в траве – и то-то
Весь мир вершил подъём переворотом,
Покуда он
Стремился вниз, как бес во плоти птичьей,
И – много медленней – назад, с добычей.
Утраты тем безропотней, чем чаще –
Закономерно. Сонмы уходящих,
Ушедших и других, кто будет жить,
Уже бредут по высохшему руслу.
Июль и зной. В преддверьи Рая – пусто.
Подъём тяжёл, но всё же легче спуска.
Подвижный камень словом обложив,
Вес переносишь на другую ногу.
Движенье длится поперёк отрога
Сквозь млечность облака и тела Бога
Туда, где нет
Опоры ничему, помимо зренья.
И, ослеплён гордыней и смиреньем
Одновременно, вышагнешь из тени
Наверх и в свет
И, вероятно, осознавши то же,
Что прежние, мельчайшей клеткой кожи,
Нутра и глаз
Замрёшь в благоговении, поскольку
Здесь губы разлепляют, чтобы только
Сказать: “Кавказ”.
Ты здесь затем, что бывшее любовью
Сменилось пляской голых в изголовье—
Возможно, истин. Это послесловье,
Как страсть и смерть,
Страшит не столь возможностью отказа,
Сколь отрицанием другого раза –
Основы детских и не очень сказок.
И не судьба отнюдь и Неба твердь,
Но хлябь и зыбь мозгов в тупой болтанке
Навяжут ритм и музыку гулянки
На всю Европу – и катись на танке
До Азии – чего не знамо для,
И не понять тому, кто вечно молод,
Как нежны дождь, и снег, и лунный холод,
И жёлто-домовитый гул шмеля.
На этом фоне пышные сравненья
Не к месту – как и чувствовыделенья,
Неточность мысли, упоенье ленью,
Незрячесть, вялость –
в чём с теченьем дней
Я крупно преуспел. И, между нами,
Всё называть своими именами
Стократ трудней,
Страшнее. Так и с нынешней поездкой:
Я – рыбарь, кинувший в минувшем леску;
Тянуть легко –
И, стало быть, крючок иль пуст, иль срезан.
Мой колокольный звон резов и резок –
И ни о ком.
Не слышно наших стансов и романсов
Живущим там, где мерой постоянству
Лишь скорость. Свет – не ветер, и в пространствах
У музыки и слов иной закон,
И за труды – ни платы, ни ответа,
Зане переступивший эту мету
С того момента – только сгусток света,
Не дух – фотон:
Волна, движенье – более, чем тело.
Когда-нибудь до этого предела
Былая прыть
Метнёт, минуя сферы и барьеры,
Твой мозг, уже привычный к высшим мерам –
Всё обрести.
И только прежней веры
Не возвратить –
Закономерно! Возраст, знанье, опыт,
Оседлость мысли.
В слух вбивают топот
Не кони – дети.
Любишь тишину,
Жену, собаку, дом. Увы, у царства
Покоя есть особое коварство –
Непревышенье дозы счастья.
Сну
Присущи беспричинные тревоги;
Виденья ночи смутно-многоноги.
“Куда идёшь?” –
Не знаю. –
Как-то утром у порога
Змеёй подстережёт тебя дорога.
В дорогу – дождь.
IV
Ю.Фомину.
Хор шорохов коротко смолкнет – и прорван
Рубеж, и с порога по комнатам в горло
Бросается холод.
Звук взвинчен до свиста. Всё бледно и чисто,
И слепнешь, взглянув на встающий иглистый,
Исколотый город.
И немо под небом, как в неводе рыбам.
И будто ты не был – безмолвная глыба
Отчаянья, знанья
И прочего, что вышивают на этой,
Прозрачной в лучах отражённого света,
Немнущейся ткани,
Скрывающей дней и часов очертанья.
И холодно вороху мыслей на грани
Отлития – будто впервые! –
В слова. (Чуть точнее! Чуть выше! – Услышан.)
Они уже тёплые, нежные, дышат –
Ещё неживые.
V
И Н С Т Р У К Т А Ж
Не спуская хвоста рыбьих стоп с кровати,
Отожмись на ладонях от ледяного пола,
Оглянись на латунный отсвет на скулах в палате.
Одевайся и медленно двигай из царства голых.
Надевай спортивный костюм в палатном сортире,
Чтобы молнией – вжиком застёжки – не потревожить
Ни ушедших с миром, ни в этом (и лучшем) мире
Преходящих. И вечно живущих, возможно, тоже.
Покури у окна на втором этаже. А дальше –
Млечный свет, козырёк и больничный двор. На асфальте –
Тень стволов и узорных крон, и твоя – как мальчик-
Пятиклассник в толпе толстых тёток и дядек. В альте
Ветра в ветках услышь прежний голос – похоже, твой же.
Лунолико сито небес; освещенье из не-
Былого, и час до дома пешком –дороже
Пары туфель, плаща и лишнего года жизни.
VI
Как писалось – взаправду в Судный
Этот день на Земле, воде,
Выше, ниже – кончились будни
Смерти. Больше – никто нигде.
Тех, кто в койках, в поле, в кельях,
Тех, кто влип в известняк –
Всех шарашит звёздной шрапнелью
Неба продранного сквозняк.
Репортажи со всех континентов:
«Пульсы играют туш».—
«Реанимаций конвейер. На ленту –
Тел потоки. Для душ
Заселенья».— «Ремонт аорты!»
«Блеск зрачку!» «Язык в рот!»
«Есть убитые». – Нет мёртвых.
Бойня наоборот. –
«Киноплёнку – назад.»
«Все – в Сад!»
…И, когда прошагали кони
Восстающим по головам,
И на темя медной короной
Рухнул свет – тогда на балконе
Первый в белом второго тронул
За рукав. Врач недопонял.
Ангел вымолвил: «Это – Вам».
VII
Мне старческие очи во сто раз
Милей открытых небу юных глаз…
М.Цветаева.
…стыдно – когда не видно…
А.Башлачёв.
Как только резкий и сырой сквозняк
Протащит коридором, переходом
И, шарф срывая, вышвырнет меня
В родную городскую непогоду,
В московский дым предокончанья зим
К бульварам, тротуарам, мостовым –
Мне радостно, сутулясь, как фонарь,
Легко скользить от Пушкина к Арбату
И далее – к Кольцу. Туман и гарь
Рассеивают свет окон и стен,
И в сумерках не видно перемен,
Налепленных повсюду, как заплаты.
Сегодня я – один из тех гостей
У Времени, которым явно в пору
Костюмчик для разрозненных костей.
Не море мне, но лужи по колено,
И, счёт открыв прозреньям и изменам,
Брак пережил оттенки всех страстей;
Настал черёд пространных разговоров,
Дурных вестей, умнеющих детей;
И в остальном – клинки не зазвенят.
Всё сделанное делает меня
Столетию и Вечности по росту.
Я связан с каждым бывшим из людей,
И это – не зависимость, а просто
Подобье вида с Бруклинского моста –
Подвешенность, полёт меж двух твердей,
И взгляду с этой новой колокольни
Предстанет так же ясно прежний –
дольний –
Как этот – горний – мир; и в них –
я сам,
В той середине, где ничто не стыдно,
А только видно, как бывает видно
Лишь детским либо старческим глазам.
1999 – 2012.
***
В дом или в храм мы вхожи,
В норку ли, в путь-дорогу –
Мы на людей похожи,
Бывши – подобьем Бога.
В занятых нишах – мыши,
Круче, чем раньше – крыши;
Кажется, жизнь – всё лучше;
Слышится – всё же дышим.
Видимо, так нас учат.
Мало нам драли уши…
То-то и рвутся души
Мимо Эдема. Выше.
***
— Иди ты!..— Не по миру. Градом – из виду.
Наверно, так надо. Судьба Атлантиды,
Увы, дело рук утопающих, мозга
Существ сухопутных, для коих угроза
Потопа – пусть страшный, но всё-таки вымысел…
Вот крысы бегут. Кто-то белое вывесил.
В глазах, в голосах – волны. Море. Тревога.
И воды. И Дух – над… И воздух.—
…Как много!
2005-2007.
ЕЩЁ О СЕРДЦЕ
I
Сердце (Соr) – полый мышечный четырехкамерный орган…
Анатомия человека.
…Радуясь милому сердцу, что сами осталися живы…
Гомер, ОДИССЕЯ. Пер.В.А.Жуковского.
В годы покоя к философам многих причислят.
Даже - меня. Интересно ж,
Бездонное тронув,
Вникнуть в потёмки души и генетику
мысли,
Архитектонику мозга и гимны гормонов.
Нервам, костям, потрохам уделяя
вниманье,
Мы их воспели – не в меру, увы,
и не в шутку:
Мышцы, хребет и печёнку;
суставчики в бане…
А партитура симфоний во славу
Желудка!
Оды ушам и очам! Волосам и деталям,
Ими прикрытым! И почки помянуты тоже.
И восстаёт надо мной, ухмыляясь:
«Не ждали?!»—
Стих дилетанта, на труп расчлененный похожий.
Но, если страшно, и тошно, и душно, и тускло,
Если просыпались звёзды и солью, и перцем,—
Четверокамерный полый мой, трепетный мускул,
Не подведи меня, милое, глупое сердце…
II
Дай Бог нам жить лет до ста, старина!
Уж если стану старым – непременно
Пить буду вёдра водки и вина,
Врать бескорыстно и самозабвенно,
И, может быть, услышу:
— Будь здоров!
— Эй, дед, дыши! — Врача!
— Уже не к спеху, —
Когда в один из светлых вечеров
Сорву сердечный ритм
припадком смеха.
2006.
***
Небо в цвете полусвета.
Город спрятался у ветра
За спиной.
Мир пропитан недопетым –
Хриплым бегом, рваным метром,
Белизной.
Ни пути, ни остановок;
Воздух вязок, воздух колок,
Воздух – стон;
Снег – прямыми и кривыми,
Словно те, которым имя –
Легион.
Нарастая по спирали,
Вихри скручивают дали
В пустоте;
И гонцы к концу погони
Чуть крупнее на ладони
Перед тем,
Как расстанутся, растают,
Превращая каплю в стаю –
В белый полк
В миг, когда за поворотом
Кто-то будто понял что-то –
И умолк.
1997.
***
Ни слова – от себя; ни о себе –
С тоскою или без. Над головою
Светило плещется в сети небес.
Ты, невод Деда с рыбой золотою –
Привет, октябрь! Гори теперь дотла!
Вершится год – всех прошлых високосней.
Коровьим языком прошлась метла
Непоздней осени по жизни поздней –
Жить вовремя, увы, не довелось!
Вольно же нам, живя во время оно,
Как в отрочестве,
мышцей двигать кость,
Вставая в рост
в строю стволов и звонов –
Долой балласт! Ни нимба, ни венца,
Ни шапки. Выгребай туда, где не был,
Пляши до непобедного конца,
Разбрызгивая над Землёю небо –
Транжирь и разбазаривай, пока
Не протаранишь сети Рыбака…
2004.
С.ГЕВОРКЯНУ
Вот это – я, а это – ты,
Как будто мартовы коты –
Среди бесслёзной чистоты
Призвёзднуты, прибезднуты.
2007.
ДИАЛОГИ
I
«…Ибо всё начиналось когда-то
С нерасчёта на долгую жизнь
Пешехода – (поэта, солдата –
Вам-то что в том?) –
теперь, развяжись
Линчев узел сожитий, событий
(Со-вытья – всем полканьим полком) –
Вы б не плакали (было б о ком!),
Я б не знал, где канаты рубить. И,
Пережив не желанья (мой Бог –
Я желаю такого, что прежде…) –
Но привычку ступать на порог
Всё в одёжке, а также в надежде,
Вызывающей долю насмешки
Над ферзём, сотворённым из пешки –
(«А прошёл бы ты, брат, в короли?») –
Я готов дальше края Земли.
Но один и без Вас. Не на счастье
Смертным путь в заколдованный сад,
Что под Млечным. Полжизни назад,
Выбирая мороз и ненастье,
Я забыл о светилах. Они же
Не прощают такого. Не жду
От Судьбы ли, от Бога – и ниже –
Ничего. Ни в Раю, ни в Аду.
Ни добавки, ни правки, ни книжек.
Это всё я вам должен – не мне
Задолжали!»
— Ни ветки в окне,
И ни птицы.
– И с этим живут!
Взгляда вниз, вслед понурой фигуре,
Не случилось. К чему? На траву
Ляжет снег, след – на снег, и, прищуря
Нам глаза – Солнце смоет следы.
И того, уходящего – тоже.
Всё не ново, хотя непохоже –
Каждый раз. Так две капли воды
Попадают – одна в океан,
А другая… пускай – в Ниагару.
…А в меня – что попало!? – На пару
С тем – попавшим –
я мыла стакан,
Вилки, ложки – и
то, что во мне,
Созревало, как озимь к весне.
II
— Мама, мама, не пойму –
Объясни... — Что? – Почему
Все всегда уходят люди?
– Потому что Бог так судит,
И живущие – все смертны.
Видишь, милый: звёзд – несметно,
Их же нужно заселять!
Спи, сынище.— Плоско, гладко,
Лампа; узкая кроватка;
Пушка – “заряжать-стрелять” –
Под подушкой.
Точка света.
Кухня. Мама с сигаретой.
— Всё не спишь?
– А ты опять
Куришь...— Папу жду. – Гулять
Выйдем завтра? – Я не знаю…—
Продувная, навесная
В окна ломится метель.
“Не кури.”— Не пей. –
Не те ль
Призраки былых уютов
Режут полночь на минуты
Пониманья: всё. Одна.
Мать. Подруга. – Не жена.—
“Вы не курите, не пьёте?
Значит, будет смерть на взлёте!”
… На изломе белых крыл…
— Это папа говорил,
Что на взлёте!? Всё вы врёте!
Этот папа – на работе –
С тётей… — Это – ничего.
Это… ангел был его.
2003.
НАВЯЗАННЫЙ РИТМ
I
1. Л.Болдову
Как во гробе либо в утробе,
Вечность мечется наугад:
Плыть в горячке, трястись в ознобе –
Из двух бед выбирают обе.
Выбор более чем богат
В тесном братстве наоборотов,
Где, похоже, и страсть, и страх
Придают пустоту полёта
Бормотанию рифмоплёта,
Соловеющего в словах
Соловьиных – без дна, без меры,
Прочь из такта, лучом к луне,
Мимо времени и барьеров,
Ибо не удержать размера
Безразмерной величине.
2. С.Геворкяну
Миг забрасыванья камнями,
Время сбора их – на себя.
Всё, случавшееся не с нами,
Ныне катится валунами,
Составлявшими стены в храме
Всех скорбящих во всех скорбях.
Здесь – не вскрытое рифом днище,
Не досадный страховки срыв.
Грязекаменный смыв – почище:
После этаких дел не ищут
Ни погибших, ни тех, кто жив,
Ни героев, ни виноватых.
Да и звук того слова краток
И ползуч по-змеючьи: сель.
И ни грома тебе, ни вспышки,
А равно – ни дна, ни покрышки –
Пух-перина земля! Постель
На скале.
А вода провьётся
Сквозь завалы, и лозоходцу,
Обнаружившему родник,
Слово явится: «Сладко пьётся!»
– Он смолчит, как по руслу бьётся
Чей-то плач – или смех и вскрик.
II
Не ходи, малыш! Там холод.
Золотой иглой исколот
Горизонт у края вод.
Тишь – всего лишь звук на взводе,
И созвездия заводят
Нехороший хоровод.
Не ходи хотя бы нынче!
В печке вой до визга взвинчен,
Дни – на убыль, зори злы,
Сетка дней плетётся криво.
И почти что до обрыва
Перетянуты узлы.
Что ты? Где ты? – Нет ответа.
Только веток силуэты,
Только леденеет свет
В затканном зимой оконце,
И обвалом всходит солнце
Там, где рвётся хрупкий след.
***
– …Это – кукла, это – мишка,
Это – карточный домишко.
Просит чаю внучья стая.
Шепчет бабушка, гадая:
«Туз, король, шестёрка, дама!
Тот – налево, этот – прямо,
Эти – будут, это – было…»
– Это братская могила.
Это – Стикс, а это – Лета.
Это – пусто там. – А это?..
III
ВРЕМЕНА
Пролог
Звучанье пожизненно, муза надменна,
Пристрастья и низменны,
и неизменны,
И третьестепенны, когда говорит
Межзвёздный, извне навязанный ритм,
Который хоронит всю суетность дня.
И место на троне – не троньте меня! –
Пустует, как прежде. Читай партитуру
Для нервов в надежде на дуру-натуру,
Что криво – да выведет, не подведёт.
И в предокончании междусезонья
Ночь от ночи – всё и ясней, и бессонней,
И знаешь, что в жёсткий попал переплёт:
Что волосы нищенки, спутаны мысли,
Но март – на дворе, и в забытом
не числят,
Что свистнуто было безвестным нахалом:
«А вечер был тих… А земля отдыхала…»
1
Минувшее мнимо, грядущее немо,
Пожизненно времени бремя.
И все мы,
В плену этих формул, у бед в поводу
Иль ждём, или просим у моря погоды.
А в мире – закаты, светила, восходы;
Прохладно в Эдеме и душно в Аду,
Поскольку последний намного теснее
Ввиду положения – в центре Земли.
Земля галопирует, мы –
вместе с нею.
И – ось ли звенит, или в звёздной пыли
Рождаются вихри, ворочая камни
В основах знакомого нам
мирозданья –
Но – с л ы ш н о ! И лишний –
комок или кол –
Вдруг рвётся из горла, вторгаясь
в глагол
Во всех временах –
Во все «ныне» и «присно»,
И, неописуем ( не теми описан? )
Восходит сверхновой на нёбе небес.
И мир укрупняется. Ибо Создатель
Берётся за циркуль, линейку, отвес,
Резец – и поверх тираний – демократий,
Союзов и прочей подзвёздной возни
Творит, восстанавливая равновесье.
И воздух тревожит за выдохом – вдох,
И вот уже видно – над миром возник
Чертог – порождение камня и песни;
Светила по стенам его – как горох
Из банки, расквашенной об пол
хозяйкой
В мечтах о былом; и мальковою
стайкой
Несутся кометы, и свод всему –
Млечный.
И пляска от печек его бесконечна,
Поскольку, погибнув, рождаются снова
В минувшем – грядущем и слава, и Слово.
2
О том, что взаправду темно и тревожно,
Грешно говорить, написать –
невозможно,
И подло – молчать.
Так летит с языка
То лепет, то брань; и во многих строках
Толпятся, как в клетке, забытые лица.
Но призрак был вызван и должен явиться;
И ломится к полночи в твой Новый год
Видений просоночных водоворот;
В их калейдоскопе, как Шлиман в раскопе,
Увидишь быстрины, излуки и токи
Потока, которого быть не могло –
Да он бы то знал!
– Не Добро или Зло –
Один Вечный Взлёт дирижирует хором
Светил и пустот; истомясь без опоры,
Мир встанет в единственно истинный ряд
Судеб и их связей – безмолвный парад
Убывших улыбок
Всех тех, кем ты не был.
Минувшее – глыба.
Грядущее – Небо.
3
Расхристанный город – посаженный голос,
Распахнутый ворот, всклокоченный волос,
Сыреющий ветер, апрель на ветру,
Сугробы горелые не ко двору.
В расставленных окнах
ворон пересуды
Весеннюю одурь рифмуют
с простудой;
И полночь, и утро идут по рукам.
Привольно премудрым, вольно дуракам
То вляпаться в Солнце, то плюхать
по лужам.
И всё-то-что-помнится –
нынче не нужно,
И канул бы хором
в разинутый рот
Весны сброд заборов,
заводов,
забот;
Но где-то над гнёздами копятся воды;
И снова невнятны прогнозы погоды;
И, как ни светло между явью и сном,
Подмоченный опыт твердит об ином;
Так, полубеззуба, темна, тугоуха,
Клюкасто шипит на подростка старуха,
Приросшая к дому,
утопшему в землю.
Минувшему грому
Грядущее внемлет.
4
Минувшие громы грядущее слышит:
«Не больше вы – дома! И крыши –
не выше!
Без племени-роду плодятся –
уроды!
Не будет исхода. Не будет дохода!!»
…Пока не черно то, что было зелёным,
Пока пустота не затронула кроны
Берёз и дубов – над пылающим клёном
Скорей глубиною, чем высотой
Похвалится ныне провал небосклона,
И вечер, стучащий в окно на постой,
Не очень настойчив.
Но зыбкая сфера
Качнулась и села; и сумерки –
серы,
И серые кошки снуют переулком;
Их уши остры, а безмолвие гулко,
Как холод колодца, исполненный звёзд,
Когда над водой поднимается в рост
Мотив, наплывающий к теме и в темя,
Медлительно-мощный и ровный,
как Время,
Растущий, пока не охватит вокруг,
Вмещая иные, подхваченный всеми,
Как лезвие чистый, отточенный звук –
Аккорд отделения зёрен от плевел.
И, если смотреть в наползающий Север,
Как в школе учили, узришь белизну,
Сокрывшую бывшую бурую поросль.
Закроешь глаза – и увидишь весну:
И год неисчислен,
и помыслы – порознь;
Но тополя ствол –
словно в облако мост,
И разные вещи –
закат и норд-ост,
И звук будет справа, а свет будет слева.
Минувшее – травы.
Грядущее – древо.
5
Поминки, обновки ли – перестановки.
Обмолвки и толки – былого осколки –
Вповалку на полке. Покойники смолкли.
Обвисли и мокнут
И листья, и окна,
С Востока приносят
не вести, но осень,
И воздух снаружи
натужно-простужен.
Невнятны движенья в сетях непогоды,
И ждёшь не рожденья пока что,
но родов,
За предокончаньем не видно начала,
И в ритме дыханья ещё не звучало
Трубы или Слова.
Ни вскрика, ни зова,
Ни света, ни силы.
Квартира – могила,
А может, утроба, где скрыты мы оба
До первого снега, до белого бега.
Вот стульчик без спинки, вот дверь
от подковки.
Ушедших – поминки;
нашедшим – обновки –
Водой в решето: вроде – в цель,
всё же мимо –
Неточно, не то –
словно речи к любимой;
И, как пузыри в закипающей каше,
Пока что незрима, за тактом пока что,
Едва уловима ведущая тема:
Минувшее – мнимо.
Грядущее – немо.
2001 - 2002
ПАМЯТИ Ю.Ю. ФОМИНА
Две-три звезды
упали вниз…
Ю.Ю.Фомин.
1.
Что там – в струях Водолея?
— Жилы горла, мышцы шеи
Да булыжник головы
С трубным взвывом: “Что там –
вы нам?”—
С свеклогубым, непрерывным
( Зубы выбиты ) “Ыы”?
— Средний палец – хвост трубой –
жест
В нюх скоплению убожеств,
Оскопленью божества,
Или – долгий бег по лужам,
Чей-то смех: “Кому ты нужен!?”—
В мозг, минуя слух?
— Москва –
Питер. Рельсы. Ясный вечер.
Стыки, стрелки. Время лечит.
Хлещет вечность из горла
Ленинградским, Невским, Млечным –
Откликайся, человече!
Здесь – была да не сплыла –
Вся любовь твоя; весь – слышь ты?—
Звук – всех выше: чёткий выштоп
На прорехах бытия.
Отзовись! Отходят годы,
Словно воды!..
— Это – роды.
Это – м о ж н о взвыть!
— Не я.
Рано. Я-то здесь, на блюдце
Голубом.
…А там – смеются?
– Нет. Здесь… даже не поймёшь.
В целом, как везде, но тише.
И прострнее: не дышат,
Не пыхтят.
– А сферы?
– Ложь!
– Арфы, трубы? Рай над раем?
Бог над Богом?
– Умираю
Со смеху!
– Так значит, всё ж…
– Нет. Один я здесь. Как должно.
Как хотел. Как перст. Как нож. Но –
Хватит трёпа. Не поймёшь.
2.
С повышеньем! Выбыл в небо,
Вышел – весь и вышло – всё.
Вылюбился. Не несёт
Первый шейный на потребу
Сытым – мозг:
Превышенье. “Эту глыбу –
За основу?” – Не пойдёт.
Криво будет. – “Либо – в свод?”
– Неподъёмно. – “К мокрым рыбам,
В воду!” –
Словно в миске воск,
Не оплыл: застыл. И паром,
Дымом, ливнями, пожаром,
Ураганом – всё равно
Не войдёшь ни в чьё окно.
Даром что – “не будешь старым”…
Не того хотел. До ста
Жить хотел. Теперь ни тела
За душою, ни хвоста.
Чем хотела – тем взлетела:
След и звук – светлей стекла
И острее. Протекла
Оземь озером; на то
И мелодия!
– Удачи –
Т а м! –
Ныряет солнца мячик
В речку, и девчонка плачет.
А о чём – поймёт потом.
3.
Умереть до войны – не то же,
Что до выстрелов рухнуть в ров,
Став на тех, кто умрёт, похожим
До поры. – Всё равно негоже.
Здесь таких наломали дров
И такие пануют рожи!..
…А дружище – бывай здоров –
К Богородице под покров.
Всё достойно – и неуместно,
Как на пьянке в подъезде –
кресла
И рояль – в кустах. Мордобой
Будет тот ещё! Ваше место
Слишком пусто! Своей судьбой
Так швыряться – почти нечестно!
…В дни, когда не видать ни зги, Незапудренные мозги –
Вещь ценнейшая.
Очумело
На любое готовых дело –
Многовато.
Не знать предела –
Снова в моде.
Что страх, что страсть –
До истерики. Что до смелых –
Те тупеют на всех парах:
Всем – подай автомат и нож.
Умноженье всё тех же рож.
В общем, здравствуйте, молодые!
“Здравствуй, племя!” – Привет, орда…
“Всё обрыдло”—
на все лады, и
Хоть бы слово – помимо рта –
О душе и башке! Я вскоре
Рисовать начну на заборе
Солнце с месяцем в форме
“Cheese”,
Ель, ворону и многих лис.
Потому что сегодня страшно
Стыдно! И за свой страх, и за
Риск на публику. За “глаза
В звёзды”. За любой репортаж на
Тему выеденных яиц –
Или вырванных. Что неважно:
Те, кто выжил, уже не дважды
Проиграли блестящий блиц.
…Может, прав ты?..
Живущим дольше
Будет много больнее. Боль же
Неубившая – озверит,
Оскотинит. А твой – горит
Огонёк желто-нежный где-то.
Это значит – прозрачна высь,
Значит – мы дождались привета
От ( за пошлость прости ) поэта,
Отымевшего эту жизнь
По любви, в середине лета
2004 от Р.Х.
4.
— Уж, так и быть, и вешалку
для крыльев,
И шляпный крюк
для нимба
я найду.
Захаживай!
Бурду из кружек вылью,
Сварю чифир. А если, на беду
Себе, незваный кто-нибудь
заглянет,
Да будет третьим, да за пузырём
Канает, а потом жене по пьяни
Вещает, что мы вовсе не умрём,
А если вдруг…— Не до конца.
Не очень.
Слегка…
– Вот потому-то, брат, оно
И невозможно.
Пыль пускать вам в очи
На службе
Ангелам
Запрещено.
2004 – 2007.
С. ГЕВОРКЯНУ
I
Нам пели ангелы
И черти нас крутили.
Ни те, ни тех
К себе не опустили.
Жить захочется – до звона в звёзды
Да вороньи гнёзда на ветвях
В зареве рассветном “Смерти Озе”,
“Утра” и владений Короля
Горного – за кадром у мороза…
…Свет всплывает под шагов качели.
По
Замыслу прицела и свинца,
Не затылок – основанье черепа –
Решкою орлиного лица;
И по Солнцу –
пирожку на полке –
В синий цвет рассветным торжеством
Брызнут бело-красные осколки
В пополаме с серым веществом…
Только не бывать такому лову
У Судьбы! Ни “вспененной Двины”,
Ни крылатки ( крыльев для спины ),
Ни барьеров. Более
( тут слово
Не при дамах ).
Ибо пронесёт
Нас –
на фоне хоть Армагеддона –
До унылых лет. Избыток стона –
Заклинанье от любых невзгод –
Требуя то хлеба, то прикрас,
След-нам-в слёзы двинет
мимо Града
Солнца, мимо Рая, мимо Ада –
Всех тех мест, что тоже –
не для нас.
I – 2004.
II
— Сколько душ? – Ни души.
– За душой? – Ни шиша. –
Хоть в петле попляши,
Хоть спляши на ушах –
Кто-то, встав у руля,
Запалил белый свет.
Под парами Земля
На параде планет.
Ныне – Муза, подвинься –
На всех языках –
Это свинство – единство
Свинца и виска;
В речи – меньше имён:
Торжествует глагол,
Соблюдая закон
Тяготения зол
К душам; к телу же – бед.
( Дребедень! Ерунда! )
Тех, кого ещё нет,
Кто не жил никогда –
Исполняя обет,
Разыщи в холодах.
За тепло и за свет
Благодарна всегда
Эта нежная нежить.
Дари бытиём!
То, что слух тебе режет,
Обретая объём,
Обрастёт коль не плотью –
Переплётом. А там –
“Сколько душ?!”
– Все в работе.
По местам да листам.
2003.
ДОМИК В ДЕРЕВНЕ
I
… И дверь в стене стоит,
и ключ подходит,
И в прах не рассыпается замок,
Но плавно отпирается. За дверью
Пустынно, чисто, холодно –
и вроде
Как можно жить,
когда б ты только смог,
Склубочившись, уснуть, подобно
зверю,
Поскольку места нет для очага –
И у костра в овраге и теплее,
И безопасней: исключён пожар.
Но – пёрлись же мы к чёрту на рога!
Теперь вино да будет на столе, и
Закуска тоже, а блестящий шар –
Единственный в живой и колкой лапе
( Единственной, обломленной в пути –
Чуть-чуть смолы, и древо будет живо,
И по весне…)
Огонь во двор.
Не каплет
Ни с крыши, ни с небес; как ни крути –
Год прожит: страшно, тяжко –
но не вшиво;
И к нам странноприимен этот дом
Полупостроенный; похоже, ходят
Часы под потолком.
А ужас в том,
Что дверь в стене – стоит, и ключ –
подходит:
Как в неком незапамятном году,
У стен, окон и неба на виду.
II
— Посвети!
— Крыльцо. Лицо. Кольцо.
Не свести
Ни счётов, ни концов.
Борода
Седа: года, труды,
Холода…
И ночь полна воды.
Ни звезды,
Ни лунного серпа.
У беды
Неслышная стопа;
Под ножом
Не больно за дождём.
Свет зажжём.
Покурим. Подождём.
— Позабудь!..
Читай, пиши, скучай.
Скоро в путь;
Сейчас заварим чай…
— Мудро, шустро,
Чутко, словно мышь:
«Слышишь?.. Утро.
Правильно не спишь».
III
Глушь и синь.
К лунному коржу
Протрусим.
— Слушай! Расскажу…
(В уши – пыль
Спевки пуль:
Июль – быль.
Будет ли июль?
С нами? Без?)
Времени в обрез
В два ствола:
«Будешь» и «была»…
…Дверь крестя —
Чёртово дитя —
Не злословь
На любовь!
Суесловь. Суеславь
Твоё «вновь»,
Моё — «вплавь»…
— Спирт? — Испит.
— Свет? — Гашу.
Спи.
Пишу.
IV
Это – не проклятье.
Это – времена
Ветра: смена платья,
Крова и окна –
Точки обозренья
Веток в пустоте;
Стены, блики, тени…
– Те, приятель. Те.
Может, то и блажь, но –
“Убежав клешней”,
Жить уже не страшно,
А ещё страшней –
Особливо в свете
Дней в составе лет,
Хлещущих, как ветер,
Серым – в белый свет.
Ох, и злы же корчи
У земной коры –
Не болезнь, не порча:
Правила игры
Мест, откуда нети
Шлют тебе привет:
Ветер. Свет и ветер.
Ветер в целый свет –
В форточку да в морду
( Сединой ), в висок
( Пулей )! Чёрт в аорту,
Дух – в ребра кусок –
В плоть твою: на свете
Мест “вам вместе”— нет!
Ветер. Свет и ветер.
Ветер во весь свет.
Рифму свету! (Ветер –
Стих). В тираж и в свет –
Судьбы – смерти – дети,
Лет-не-в счёт букет –
Веник пустоцветий;
Звон на дне сумы;
Ветер!
Снег и ветер –
С норда: гибель тьмы.
1997 – 2007.
***
Я снова счастлив. Глупость торжествует.
То Бог уснул, Хранитель задремал,
Иль всё идёт, как должно – я не знаю.
Не знаю, кто я, что я и зачем.
Я, выплеснутый в свет
во время ветра,
Иду руинами; Судьба – за мной,
И смерть, наверно, тоже.
Я прошёл
Тропою гибели, запоминая
Что можно и кого могу.
Баланс,
Хотя и положителен, ничтожен:
Пришлось и забывать, и изживать,
Приемля правила Игры.
Над нами,
Бесспорно, небездарный Драматург
И Режиссёр. Я восхищён сюжетом,
Актёрами. Порой – самим собой
И собственною ролью. Так что нам –
Не уходить от места преступленья…
– Скажите мне, неужто я –
как все?..
Вот этот –
я – как все?! –
Ответ невнятен:
“…Поскольку каждый носит
искру Бога…”
Я жив и счастлив, как не дай вам
Бог.
2007 – 2012.
ШЕКСПИР
1.Театр
Хлоп взорвался и пал,
и на сцене обманчивый мир.
За кулисами дышат,
у вешалки бесятся с жиру.
Кем-то, правящим бал,
как мальчишка, играет Шекспир,
Так, что вправду поверишь,
Что не было вовсе Шекспира.
Суета, суетой, суеты –
суете нет конца.
Кто-то раж, кто-то вхож, кто-то дюж,
кто-то – так, без названья.
Под дождём, как и ты,
сотни сгорбленных даже с лица.
Если ты – непохож, то лишь знаньем,
почём оно – знанье.
И такому уму –
очуметь от насмешки
глазниц
Над любившим, и певшим, и павшим
листвой на надгробья
И свести вереницы уже и не лиц –
единиц
К своему одному, небылому
до богоподобья…
…Но скорее – всё проще
и даже красивей. И вот
Над размытостью смыслов и святостью явных бессмыслиц
Прорастает, смеется
и душу вонзает в живот
До жестокости нежный,
до нежности злой
летописец.
2. Горацио
“Как быстро проржавела эта кровь!”
Горацио встречает Фортинбраса.
Норвежец получает датский трон
По Гамлетову слову. Славословь,
О верный римлянин, явленье часа
Посмертных масок, плясок, похорон!
“Как страшно проржавела эта кровь!”
— Что было ало, пурпурно, пунцово –
То стало бурым.
Где был бой и пир,
Недоотмыты плиты. Хмуря бровь,
Обходит Эльсинор владелец новый –
И с ним вся свита, двор, страна,
Шекспир.
“Как странно – если проржавела кровь,
Так с нею – всё! Не так темно,
как серо –
Но принц был прав –
и в сумерках – ни зги!”
– Датчане, вы познаете любовь
Пришельца с Севера.
Он примет меры.
Пора вправлять и Время, и мозги.
…А вот когда Норвежцу выйдет
срок
И он забудется, наш друг Гораций
Вдруг прекратит премудро улыбаться,
Не находя в строках и между строк
Истории ни места, ни полместа
Для реплики, оставшейся вне текста:
…Как страшно быстро проржавела кровь!..
3. Офелия
За лицом ручья
я лежу – ничья,
холодна как снег
для трудов и нег.
Лижут лоб ключи –
и они ничьи:
не могла ж со дна
бить м о я вина!
И твоя вина –
тоже н е твоя,
Ибо – н е жена,
ибо – не семья,
ибо то не смерть
между нас, а твердь –
зыбче, чем вода
у тебя в горсти,
больше, чем года
прошлой радости,
крепче, чем мосты,
что возводишь ты
на моей кости…
Потому и встать
не возьму труда:
Слишком хочет спать
зыбкая вода,
устремляя бег
от начала лет.
Хочет на ночлег.
А его всё нет.
1997 – 1999.
ПИСЬМА НА КОЛЕНКЕ
I
Нет, не памятник воздвигаю –
Не настолько всерьёз играя,
Нам до Рая – как до сарая,
А до Ада…— Идём по нём —
Не по дьяволову чертогу –
Чертовне (чёрт сломил бы ногу! ),
Просто местом, не видным Богу.
И Мессию уже не ждём.
Что, дружище, беспечный грешник,
Труб архангельских пересмешник,
Нет в фуражке твоей черешни,
Чтоб плеваться – да в недолёт
В полшага из шести расчётных?
Чистит месяцы чисел щётка.
Чёт и нечет сомкнулись плотно,
Как монашки бескровный рот –
Не разлепишь сухие губы.
Давши дуба от недолюба,
Хрипли, сипли и смолкли трубы –
И немеет не только медь.
Плакать, собственно, нет причины,
Воздавая друзьям по чину:
Кто дожил до своей кончины,
Нынче волен живых жалеть –
Ибо жалость – мёртвое чувство.
Очевидно, нам нынче пусто
От былого изъяна вкуса,
От надежд и от слов навзрыд,
Без которых трудней, но проще.
Слушай! – Дождь шуршит и полощет
Кущи райские, рощи, мощи
И армаду битых корыт.
Из-за такта хлестнёт стаккато
По ушам, по ковшу на брата,
И молитвенным кратким матом
Ты ответишь вверх, под отвес,
Не узрев ни мишень, ни морду –
Дурень хордовый с драным горлом,
И, срывая твои аккорды,
Опадёт пелена с небес.
II
Жизнь, парящую без опоры,
Называют судьбой. Коль скоро
Надоели, как пелось, споры,
И не только что парусов –
А бумаги в обрез – так впору
Пачке “примы” иль “Беломора”
Поверять почти без разбора
Хор подслушанных голосов.
Я – в лесах, на порубке леса.
Повседневные интересы:
Чтобы ствол приземлился в место,
Где удобней пилить; затем –
Ужин, более, чем уместный;
Чай покрепче. А если честно –
Распорядок, как повсеместно:
При избытке мыслей и тем –
Недостаток времени. Впрочем,
Я отвлёкся. Здесь – многоточье
Жизней: многих открылись очи
В небеса, и из их голов
Прорастают берёзы – чаще,
Чем другое, и в хвойной чаще
Белизна их страшней и краше
И ясней всех возможных слов.
Будьте ж прокляты вы, болота,
Хором чернооткрыторотых,
Поглощающих ныне торф
Тем, что прежде до поднебесья
Исторгало такую песню,
Что под визг осипших оторв
Хоть бы кто до словес озвучил,
Тем спасая от участи чучел
Серафимов крылатый ком,
Озлативший собою осень,
Да хранителей, павших оземь
Оперённым в крови клубком!..
Так дробятся, впадая в Лету,
Рубиконы и шибболеты;
На подходе к иному свету
Ариаднина рвётся нить,
И ненужен и страшен скрежет,
С коим сосны под корень режут,
Прорежая леса под нежить,
Продолжающую не жить.
Не ревнуй меня к мёртвым. Стань я
Сонно-счастлив – и расставанье
Увенчало бы все старанья
Наших странных и строгих встреч.
Сумма знания с недознаньем
Вкупе с временем-расстояньем –
Вот наш мир с кем-то очень крайним,
Обречённым его беречь –
То бишь мной, умостившим жопу
Вглубь обрушенного окопа.
Комаров я уже нахлопал
И на плов, и на суп мясной,
Но не жаль расставаться с кровью:
Это их законный улов. Я
Сам избрал себе в изголовье
Две берёзы с одной сосной –
Но при этом живу; и пошло
Было б ставить глаголы в прошлых
Временах. Мокрошёрстной кошкой
Тучи просятся на ночлег,
Память – в жизнь; и в подобном свете
Глупо что-то бубнить о смерти.
Просто – “жить нам ещё и с этим”,
В чём виновен отнюдь не век,
Но живущие в нём мы сами
Да ещё с бородой-усами
( Так рисуют ) Подобный нам
( Мы – Ему? ) – только с лучшим вкусом.
Ибо Вечность не каплет с уса,
Попадая орлам ли, трусам
Прямо в яблочко, что Адам,
Хоть вкусил, да сглотнуть не сдюжил.
Потому – ни рюшей, ни кружев;
Ткань стиха моего утюжа,
Да пожрёт под котлом огонь
Недодуманных мыслей жвачку,
Очернившую наспех пачку
С картой рек и морей. За дачку
Благодарен костёр, как конь –
За кусок рафинада. Это
Будет лучшим из всех ответов
На вопрос о сущности света,
Тьмы и связи их. Голова
Тяжелеет; сыреет воздух.
Завершаю, пока не поздно,
Зарисовку о несерьёзном.
…На дворе, на траве – дрова…
III
Были мученики – пророки.
Были вымученные строки.
Были выучены уроки.
Было вбито ушей промеж:
“Всё придёт – не проси до срока.
Всё пройдёт – не решеньем рока –
Завершеньем твоих надежд.”
Доживали – и были правы.
Дождались пресловутой славы,
Да иного и не дано,
И почти беспечален данник
Оправдавшихся ожиданий
С потайным и пустынным дном.
Мы, наследующие землю,
Сослагательных не приемлем –
Слишком много небывших “бы”
Скопом высветлены во мраке
Словно взглядом больной собаки –
Пониманием без мольбы.
И. пока не несём урона,
Мы роняем слова под кроны,
В ломкий воздух и бурелом
И туда, где парит нескоро
Зоркий коршун ли, вещий ворон,
Чуть дотронувшийся крылом
До небес. День, похоже, прожит;
Дело к вечеру, мысли – тоже:
“Там, где минус – почти что плюс,
После точки, что всё итожит,
Поблаженствуем, кто как может.
Я, наверное, отосплюсь.”
Всё! Не трусьте черты и чёрта!
Здесь – зачин. Здесь –
момент отсчёта.
Здесь всё то, что
стократ страшней
Всех загробностей.
Мы – реторты
Без отверстий. “Схожу за тортом. –
— Господа! Человек за бортом!” –
Тишина в ответ тишине.
Вот за это тебе – ни тени,
Ни воды! Иным поколеньям
Передай, что такое тьма!
Получи немоту забвенья
За покорность веленьям лени,
Но услышь всё в одно мгновенье
Вспышки гаснущего ума!
…Как светло загорели ноги
У сосны… Как пусты дороги,
Как – ни шороха той тревоги,
И слукавишь, проговоря,
Как излишни мы оба-двое
В еле слышном шёпоте хвои,
В этих елях прямого кроя,
В чуткой поступи сентября…
1999 - 2002
11.09.2001
Серо ли, золотокудро –
Это утро – просто утро:
Сигарета, крепкий чай,
Незвучавшее “прощай” –
По привычке, как обычно.
Дальше – всё косноязычно:
Гул и треск и костный хруст.
Крест пылает или куст –
В этой дьяволовой кухне
Что горит, то не протухнет;
Души тех, кто был убит,
Обретут товарный вид…
…Не дышите тише мыши.
Кот на крыше что-то слышит.
“Наше место ныне пусто,
И бесчестно и безвкусно
Звать на должность понятых
Обезбоженных святых.
Ибо брат идёт на брата;
Оба брата виноваты;
Оба смотрят на рассвет.
Прянул день – обоих нет.
И останутся на свете
Полузвери, полудети;
Им про нас расскажет мать,
Чтоб умели убивать.
Ешьте масло с пшённой кашей;
Лягте рядом! Будьте – наши…”
Это ангельские альты
Сквозь базальты и асфальты
Тонкой зеленью в пыли
Прорастают из Земли… 2001 – 2012.
ШАХМАТНЫЕ ВАРИАЦИИ
I
“Чем обязан?” – Улиц пульсом
Да задворками не в брод
Бог тебя уже коснулся
И обдумывает ход:
Да пройдёшь ты полной мерой
Счастья – сам всему виной –
Путь ферзя ли, офицера,
Или пешки проходной;
Или, в силу непогоды
И цейтнота у Творца,
Жертвы за четыре хода
До победного конца;
Либо, мускулы на ляжках
Оценив, как лучший дар,
Легкогривою коняшкой,
Проведя двойной удар,
Всех поверх барьеров, мимо
Линий – вскачь да вкругаля –
Полетишь неумолимо
За башкою короля.
II
Дело нюха или вкуса
Твой приход-расход пустот –
Бог тебя уже коснулся,
И, обдумывая ход,
Гонит `от края до края
Мокрой площади слона
Шахматного. Офицера
Запасного в чём-то сером.
Сверху – ранняя, сырая,
Високосная весна
Точно в срок сдаёт работу:
Волглый хор открыторотых,
Черно-алых драных горл;
Частокол стволов; упор
Стоп. Прочерчивают свисты
Крылья лиха; и для них
Самый истинный и чистый,
Самый тихий, самый – стих –
Снег: пал, стаял, смолк.
Под звёзды-
Смоквы выть – грешно и поздно,
Ибо – странный оборот –
Сколько б век твой ни тянулся,
Бог тебя уже коснулся –
И обдумывает Ход.
2003 - 2007
*******
…Воспоминание о днях с тобой –
Как льдинка у ребёнка на ладони –
По мере исчезанья всё ясней,
Теплее. Не обижен ни судьбой,
Ни Богом, ни любовью; ни в погоне,
Ни в схватке не убитый; ни коней,
Ни лет не растеряв – благодарю
За всю неправоту, когда казалось,
Что финиш – здесь, и остаётся малость:
Порядок в записях, и к ноябрю –
Сдирать подковы. Ан – не довелось!
Вот март, вот я – выгуливаю сына,
Вот ветер в морду, вот и солнце
в спину –
Короче, “Вы представьте Вани злость”
На стайки шустрых птичек и собачек,
Весьма отметивших рекламный щит
“Отечества” и “Родины”. Я плачу,
И мальчик видит это. И молчит.
2004 – 2005.
***
…Снежно-незримы,
Минули зимы,
Прянули вёсны.
…Как мы все – мимо!
Так уязвимо-
Зелены сосны
В хвое горючей.
”Выпади случай –
Мы бы сумели…”
Время не учит –
Лечит. Паучье
Виденье цели
Плавно сужает
Поиски смысла
К вымыслу пищи.
Безурожайный
Год. Мыши, крысы,
Лемминги – ищут
Мель-карамели,
Что недоели
Сонные мухи –
(Мы – доглядели!)
…Марты-апрели
Звонами в ухе
Не вынуждали же
Верить в приметы
Светлые. – Просим,
Бывшие Дали,
Долгое Лето.
— Здравствуйте, Осень.
2003
***
Чем ближе завершенье, тем крупней
Простые вещи жизни; и невнятно
Всё то, что прежде думалось о ней.
Свет уплощён стеклом. И на стене –
Не всё то – Солнце, что имеет пятна;
Мир, состоявший более из “не”,
Чем “будет”, ныне – ласков.
До свистка.
…А Солнце так лизало нам бока,
И южный ветер напевал всё то же,
Лучи свивая в золотую нить,
И было так пронзительно, что –
“Боже,
Ужель всё так – и более не жить!”
– И никогда не явится глазам
Немного больше хордовый, чем сам
Соавтор Господа (а также чёрта
Творец, урок свой
выполнивший в срок)
Канальский сводный
хор безродных строк,
Отброс гортаноглотки и аорты,
Как червь, пожравший всё
в твоей судьбе –
И существующий сам по себе
Отныне, словно травы на погосте
Заброшенном, из досок, плоти, кости,
Земли проросшие… Бродячий стих,
Трава, дитя – простите!
– Прорасти.
2003.
ПОЛЕМИЧЕСКОЕ
…Вспомнить Лермонтова-
поручика,
Дуб за пазухой зримой
Вечности…
С.Геворкян
Зримая Вечность!? – Вечная зрячесть!
Зримость зазряшности.
Жизни неряшество
Неизлечимо, и не упрячешь
Первопечати за Знаками качества.
Как бы хотелось – очи горе: “Не я –
Избранный!”— Но обречённость
на зрение
Вкупе со слухом, нюхом и вкусом
Шкурку – сдирает.
И трижды будь трусом –
Выкрикнешь,
взвоешь
и рявкнешь.
Без кожи
Что там молчание – блеф невозможен.
Так что не то что – “нам по ухам” –
(Ной перебрал, распоясался Хам…) –
Сбросив постыдной одёжи излишек,
В очи Всевышнему, ниже и выше,
В пух раздирая небес потроха,
Бьётся нагая мышца стиха…
2004-2007
НА БИБЛЕЙСКИЕ МОТИВЫ
I
Род приходит, род уходит:
По водам, в родильных водах –
Кровью, болью, чем-то вроде
Главного для первых двух,
А потом – обратным ходом.
От двойного перевода
Остаётся только дух,
Звук несказанного слова.
Из разорванных покровов
Льётся сукровица снова
Обезбоженных небес;
Обезвоженно-сурово –
Схемой, мёртвою основой,
Чёрный, некогда сосновый
Восстаёт горелый лес
Над иссохшей лесостепью.
Молкнут толки. Правду стерпят
Документы, книги; слепит
Мир, слепящий, как котят,
Нас – Бог (если станет). Трепет –
Тот, что порождает взгляд
В страшное – пробудит лепет
То младенца, то листвы,
То разросшейся травы
Над погостом, где забыты
Мириады бывших “Я”:
– Игроки над картой битой;
– Бабки с долбанным корытом;
– Дерева, плющом обвиты;
– Мы, уже друг с другом квиты.
…Ветер – на круги своя…
II
Сомнение
У июля что ни день –
Лень;
Не отбрасывает тень
Пень;
Разговор в окошке двух –
Звук;
Светел, лёгок, но не Дух –
Пух
Тополиный – там и тут
Жгут.
На пути пылает куст:
Пуст…
III
Свидетельство
…И подошли. “Отвязывай осла.”
— Зачем!? – “А нужен…”
– Всё-таки могли
Намного хуже. Эти не грубили,
А попросту погнали без седла
Двуухого почти за край земли,
Заплывший пылью.
Расти, корми – придут и заберут!
А возвращать – не их,
не царский труд –
Умрут, удобрив мир кровавым
потом…
Но Тот, Чей соблюдался
интерес,
Представьте, вправду
в Третий день воскрес:
Осёл-то –
вот он !..
IV
Разговор у костра
…Это потом – “пусть один за Народ…”
Там-то как раз было – наоборот.
Руки до кисти, как мысли, повисли;
Кони баюкают всадников рысью;
Звёзды, глядящие в донце пустыни
( Много крупнее камней )
стынут в синем –
И возопить ещё нету, Кому.
Холодно, сухо. Климат бесснежен –
Глаз коли.
Взгляд с неба гневен и нежен,
Но – “Будет так!” – Так, что Он
полотенца
Всё же не выбросил. И потому
Медленно-нехотя в топкую тьму
Едут работать: резать младенцев.
Был бы булыжник – их выдал бы
грохот.
Но звездизна –
как от стенки горох – от
Тех, что почти что не дышат,
у с л ы ш а в.
Тех, что как мыши под веником, крыши
На дом надвинули.
“Надо нам!..” –
Сгинули.
V
Голгофа
Гвозди в руки, гвозди в ноги –
Отдохни! Конец дороге,
Белой пыли в рот и в нос.
– Отче, видишь? Крест – донёс.
Бичевали, врачевали,
Сплетню к шкуре пришивали,
Ждали лжи, знамений, слёз –
Всё пророс! И крест – вознёс.
Под ступни ложились волны,
Камни, скалы, судьбы – шёл на
Солнце. Отче! Ты не лжив.
Я живу. И буду жив.
Слева, справа – в две сторонки –
Сораспятые подонки ;
Сплёвы, слава и хула –
И Земля – под два крыла…
Отче! Ничего не слушай!
Восприми, как есть, их души,
И тогда оставь Меня
Без трудов хоть на три дня!
Гром оплачет, дождь остудит,
По домам метнутся люди,
И узришь Ты Свет Земле
Да Иудин труп в петле.
…Отче! Что Тебя не слышу!?
Отчего чернее крыши
Гроба – туча!? Изменя
Слову – Ты ли за Меня
Умер? Я ли – здесь? Во имя –
Чьё? А им теперь с другими –
Как?.. И как Тебе – в Аду
Выжить?! Жди! Уже иду!..
VI
Post factum:
Москва – 1989.
Вчера был праздник, а сегодня –
К полудню – в Рай, в ночь –
в преисподней,
Но чтоб на Землю – в срок.
«Опять трясёшься!?»
—Так прохладно.
Вздремнуть бы час-другой.
«Ну, ладно.
Кури пока, браток.»
—Не так темно вокруг, как серо.
«Эй, там! Хандри, да знай же меру –
Не выпускай руля!» — И свист –
холодный, значит – острый;
И в свисте том юлою пёстрой
Несётся вскачь Земля…
Светает – и в рассвет – дорога.
—Далече там? —Ещё немного.
—Что дальше? —Что-нибудь.—
И всё быстрее бег по кругу,
Где руку не подать друг другу
И с круга не свернуть…
VII
ЭПИЛОГ
…И вот, когда явилась Божья слава,
Свершились сроки, завершилась драка –
Запели сферы, звезды, твари, травы,
И лишь Господь в сторонке где-то
плакал –
Негромко, не навзрыд и не скрывая Слезы – и не от качества мгновенья:
Он просто знал, что и зачем бывает.
Что послезавтра –
Первый день
Творенья.
2009 – 2012
НА ЛЬДУ
I
Форточка наотмашь,
Занавески – врозь.
Утренняя роскошь
Осени. Мороз
Серебром оправил
Золото листвы.
Кромка льда по краю
Ломкой синевы;
Холод пробужденья –
Словно взгляд с моста
Вниз. Сперва – мгновенье –
Просто пустота –
Так, как в первосмерче
Света и ветров
Был вчерне очерчен
Лучший из миров…
И, кружась, как в танце
Ввысь скользящий лист,
Росчерком в пространстве,
Наискось, на свист,
Прочь дарёной ткани –
Времени – покров.
Дар непривыканья –
Первый из даров.
II
Созерцанье огня
Расширяет глаза
И сужает зрачок.
Показать, как звенят
На снастях тормоза,
Как вонзают крючок,
Пресекая пробег
По пристанищам нег,
По жилищам утех
Так, чтоб выкрасил снег
Горлом хлынувший век,
Алым лопнувший смех?
Не проси – откажись.
Свалку битых корыт
Не хули, не злословь.
Чем трехмернее жизнь,
Тем трехдольнее ритм,
Треугольней – любовь,
Тем свободней, плеснув
И струну натянув
Так, что ахну в луну,
Ты сорвёшься с крючка,
Серебристо-легка,
И уйдёшь в глубину.
III
Миром снова правит снег.
Непропетое апрелем
Превратилось в вихри, в ели,
В бег,
В кружевное волшебство,
В гром по кровам и основам.
Вход Господень зарифмован
С Рождеством.
Рвёт за ворот, бьёт, поёт,
Замораживает влёт.
Как яичная скорлупка,
Развалился небосвод;
Под ногой легко и хрупко –
Лёд.
Поворкуем на краю.
Несвершенье – совершенно.
Пью за нашу не-семью,
Пью за то, что мы не пленны
Друг у друга – торжество
Невозможных сопряжений,
Перемен и возвращений
Снега, ветра, лет – всего.
1997-2007
ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА
I
Крик уже неотличим от ветра.
Свет в окне – две ломких полосы.
Вечность в бесконечных километрах
Обратилась в точные часы.
Дело за свершением не станет,
Но, судьбу на миг опередив,
Облагаешься почётной данью:
Для прозревших узость перспектив
Выдумана пытка ожиданьем,
Для посмевших – вечное “зачем”,
Для достигших – факт, что жемчуг
мелок.
Для идущих – переборы стрелок,
Ахи встречных, власть былых
безделок,
Звёэдный трепет, уточненье тем.
II
Неповинный примет в спину
Всё, что скинут с туч и круч.
“Был ты прах и станешь глиной.”
Вылечат – наполовину.
Как в петле, немой и длинный,
Полнолунный пляшет луч.
Что Вам, гость из бывших
пленных,
Столкновения вселенных
Да пустых светил орда?
Сдуру Время бьётся в стену
Из прямых да переменных –
Рельсы, стрелки, провода
Мир творят единым махом.
Так что, Бога ли со страху
Сочиняет человек,
Или, пообщаться чтобы,
Бог Адама – ныне оба
Леденят в гортани смех
И лелеют жизнь в ладонях.
А луна-котёнок тонет
В переполненном ведре
На платформе, что не тронет
Нас: вагон на перегоне
И бесшумней, и быстрей.
1999.
…Что за прелесть
эти сказки!
А.С.Пушкин.
I
…Как тропу торят три богатыря –
Вправо, влево ли, к королевне ли –
Не трубят рога, не видать врага,
Только вороны – во все стороны.
А кому пропасть? – Прянул камню
в пасть.
Рассекая жуть, проскакал весь путь;
Званый гость домам –
златым теремам –
Не вошёл во град: повернул назад.
Тот орлов бил влёт, кто коня убьёт.
…Мялся, мешкал всё,
с друга спешился,
Шёл путём прямым
да пропал, как дым:
Холодна - река смыла странника.
…Гнёздам – виться ли?!
– Шёл за птицами
Третий богатырь, и нашёл –
пустырь:
(Не трубят рога, не видать врага,
Птицы-вороны во все стороны)
Камень посреди.
Да три впереди
Путь-дороженьки ждали
ноженьки…
И видны пути, да зачем идти –
Сто лет проживши, позабыл уже:
Бился – хорошо; семь смертей –
прошёл;
Семь сынов – родил, небеса –
вскоптил…
Всё-то – хлам да лом!
…Волчий лог – твой дом,
Да постель – пурга.
Нет тебе врага,
Не трубят рога, и друзей –
не жди.
Слишком дорога жизнь, что позади.
Быть ли городу?!
– Сплюнул в бороду.
Всё всему равно. Молвил ворону:
“ Мозгоклюй-мой-вран! Не тужи –
кружи.
Не один ты пером поблек.
Нам – живущим, потомкам
выживших –
Всем по масти постыдный век.
Всем по росту – тысячелетие,
Всем по пасти – кто что пропел,
Всем привычно
“да не в ответе я” –
Недобитость, недопробел.
Покружи, как встарь,
птица серая,
Крылья сложь, на труп упади,
Обманись, как я, полной мерою
На безмолвной, немой груди”…
— Как пути торят
Три богатыря –
Только вороны
Во все стороны…
II
…Ты ни до и не после
Не скажи никому:
То, что рядом и возле –
Всё ведёт к одному –
Расставанию сверху
И слиянью внизу.
Все – единою меркой
Всё на том же возу.
Сплюнь зубами на полку,
Пусто взвой в звёздный свет.
Снова Серого Волка
Недослушан совет –
Быть тебе, человече,
В куче нечистей, фей,
Василис да уздечек
Дурнем царских кровей.
На макушку бы ушко,
Да умней со стрелой!
…Улетают – кукушкой,
Воротятся – пчелой:
Вечный гуд, мёду мало –
Сунь под камень свой меч!
…Так прихлопнешь. И жало
Не сумеешь извлечь.
III
…Милей кошурка
сердцу дев.
А.С.ПУШКИН, “Евгений Онегин”.
Промурчит коту кошурка,
Юркнет шустро на печурку,
Он – за ней, туда, где снедь,
Шкурку нежить, жить да петь.
А внизу – Лиса Жихарке –
Про поджарки да про шкварки;
Кончик носа облизнёт,
Втихаря слюну сглотнёт.
А теперь рисуем крышу,
А над крышею и выше
Плачет бабушка-Яга,
Мёрзнет мёртвая нога.
Дым взлетает вверх морозно,
И в дыму луна и звёзды
Смотрят, как из-под воды,
Безучастно и бесслёзно.
Нет, серьёзно – жить не поздно!
Смейся со сковороды,
Беспечальный человечек –
Изыскатель лис и печек,
Кабы знать, чего ещё…
Ты не вечен, я не вечен,
Кадр засвечен, век увечен –
Что почём!? – Всё нипочём.
IV
З а д а н и е : кот, лодка, лес, ясность.
На заборе сидит кот –
Ой, здрасьте! –
Он глотает кислород…
Народное.
Смотрит с крыши серый кот
В небо, где луна плывёт,
Как серебряная лодка.
Смотрит в поле, смотрит в лес,
Смотрит далее небес,
Смотрит, как хмельной походкой
Бродит ветер по Земле,
Расставляя на стекле
Мартовские оплеухи.
Смотрит час, другой. Всю ночь,
Год, столетье. Вечность. Прочь
Мчится Время – вроде мухи,
Что, предполагая разность
Меж бедой и ожиреньем,
В сей вопрос привносит ясность,
Насмерть влипнув в таз с вареньем –
В круглый таз. В сладчайший круг.
И тогда, быть может, вдруг
Понимает беспокойство –
То, с которым кислород
Поглощает серый кот,
Постигающий устройство
Мира. И наоборот.
1997 – 2007.
КОЛЫБЕЛЬНЫЕ
1. (Для мужского голоса)
Всё устало, все уснули,
И, как должно в детских снах,
Трезвый страж – на карауле,
Пьяно пламя, сыты пули,
Хрипло спит на звёздном стуле
Обнулённая луна.
С Новым Годом, с новым разом!
У семи – дитя без глазу,
У четырнадцати – как?
Мудрено быть зрячим в пьяни
Свистопляски вечных нянек –
Солнце, месяц, Зодиак…
Слышишь – щёлкнуло? У ночи
Сломан Млечный позвоночник,
Сыплет небо белый прах,
И свинцов рассвета запах.
То на низких лисьих лапах
Прянул день – и умер страх.
2. (Для женского голоса)
Уши – в ночь, глаза-нули –
В город трезвые вошли,
Тихо вырезали стражу,
Тихо вытрясли рубли.
Ай-люли – нашли вина,
Бочку выдули до дна.
Стало суше, стало глаже –
Всюду свет и тишина.
Баю-баю. Все уснули.
Кто-то спит на карауле,
Горд, одышлив и надут.
…В город трезвые идут.
ДИОГЕН
В бочке глухо, сыро, гулко.
Мимо серым переулком
Ходит утро на прогулку.
Мир склоняется к порядку.
Всё накатанно и гладко.
Дочка просит шоколадку.
Так дописывают главки
Вечной книжки, и добавки
Не проси.
“Чем помочь?” – Не засти Солнце.
– Так достойнее, чем в донце
Бить, пока достанет сил –
Не услышат. Ты отмечен
Счастьем; изувековечен
Стих твой; о печалях речи
Нет.
Что ж, меняйся с полководцем
Местом, и со дна колодца
И ли бочки донесётся:
“Отойди. Не засти свет.”
ПАМЯТИ Булата ОКУДЖАВА.
Он перестал смотреть,
где ожидалось –
В Париже, скрёсте дюжины дорог,
Оставшимся предоставляя малость –
Загадку продолженья.
Так, он мог,
До срока оплатив сквалыге-веку
Счёт на три четверти без двух годов,
Теперь взирать на горстки городов
И лужи океанов.
Человеку-
При-жизни-духу –
явно повезло,
И, если т а м живёт,
что з д е с ь не скисло,
В Раю скорее чисто, чем лучисто,
И более прохладно, чем светло,
И, видимо, легко. Наверно – ветер.
Возможно – ангелы. И вряд ли – трон.
…Он, как всегда, конечно, знал,
чем встретят,
И, как всегда, немного удивлён.
1997
МОСКОВСКИЕ ЗАРИСОВКИ
I
Полосато-золотая насекомая оса,
То ли столики считая, то ли только
небеса
С повседневностью сличая,
Прожужжала в мой стакан.
В мой джин-тоник. В мой карман.
Ведь оса не уважает
Возлияния с тоски
И ещё бычка у края
Пошатнувшейся доски;
А равно – желанья Рая;
Или же – не понимает
Смысла “жизни вопреки”…
Потому – летит на волю,
В небо, прочь от алкоголя,
Горьковатое питьё
Оставляя.
И, прекрасна,
Пулей, глазу неподвластной,
Обретает Бытие.
II
Прозрачный день
на грани завершенья.
Ещё буянят краски, но уже
Бессильно многоцветье –
и решенье
Отыщется в простом карандаше.
И так проста душа карандаша,
Так ненавязчива и неприметна,
Так скрыта, как упрятала от ветра
Неспешная мамаша малыша,
Следящего, как переходит в бег
Шуршащий шаг бесстыже-рыжих
листьев,
Как грязь с плаща, нагнувшись,
хочет счистить
Недолговечный Вечный человек:
Без имени, без возраста, длинён,
Беспол и угловат, как знак ответа
За жизнь, он сам как плащ –
того же цвета
Безвременья, соседства трёх
времён;
На все застёгнут и со всем
“на Вы”.
И он не видит, снова
в сонных думах,
Как птицы в небе, сократясь
до суммы
Слагаемых – крыла и головы –
Уходят, не отбрасывая тени,
В бесцветное, где не видать
ни зги -
И выше, дальше в холод,
на круги,
Где властвует закон
Нетяготенья,
Где вихри хлещут с плотностью воды
Навстречу, справа, слева, вверх – до взвыва,
До рева – но разреженность среды
Хранит от столкновений и разрывов -
И пустота считает день за сто.
Где так светло, как всюду,
где ты не был;
Где то ли из-за, то ли из-под неба
Над всем земным звенит
не знамо что –
И зимняя земля, уже твердея,
Сквозь сон шепнуть не может:
“Боже мой”,
И остаётся белой и немой,
Как замужем за древним чародеем.
III
Пнув мыском с асфальта льдинку,
В рыжей гриве, как в листве,
Пишет шпильками картинку
Длинноногость по Москве.
Это Света. Кроме света,
Ни фига в той Свете нету.
Очи у неё – озёра.
Или зори. Иль глаза.
У неё друзья – актёры,
И шофёры, и боксёры,
Разноцветные позёры,
И один уролог-ёра,
И рыдают все из-за
Факта, что волнуют Свету
Режиссёры и поэты.
Только что ей, этой Свете,
Чувств их гнёт и мыслей лёт?
Быть потом за всё в ответе?..
В этом свете не мелькнёт
Ни Лучано Паваротти,
Ни луча на повороте…
Так не ждите – бесполезно!
И, бесшумнее змеи,
Проскользила и исчезла,
Словно – батюшки мои! –
Вовсе это и не Света,
А крылатая ракета…
IV
Мокрый снег пригибает и ломит
деревья с листвою,
Не опавшей, поскольку вчера ещё
Время взросло
Средней осенью, золоторыжею
и голубою –
Ясным летом всех баб,
хорошеющих датам назло.
Наступаешь в свой след.
Наступает эпоха повторов.
Повторяется всё –
то, что может и если должно.
В добрый час, в нужный миг,
в белый день, в бег почти без опоры
Возвращаются силы, дыханье до боли
и память из снов –
Ты летишь. Ты ведь должен лететь!
– Прорезается голос,
Обостряется зренье – да как! –
Не стерпеть глубины.
Возвращается слух - так, что слышишь:
Звезда раскололась
И осыпалась искрами вниз –
ни беды, ни вины,
Ни страданья, ни страха, ни страсти,
ни смерти (подавно!).
То не слезы от ветра – то Время
течёт по усам,
И, скользя над землёй и водой,
узнаёшь себя в главном
Отраженьи, безжалостно-строгом,
насколько ты сам
Был таков. И, как рыба с блесною
пробитой губою,
Разрешившись от выжатых тем
и несбыточных схем,
Возвращаешься в мир,
что – смеёшься!? –
не познан тобою
И врываешься в место, где будешь
не узнан никем.
V
…Время года всё ещё бесплотно,
Безвоздушно. На пустынном нотном
Стане новостроя – ни листа.
Царство площадей, проспектов, пыли,
Пыльных шлейфов от автомобилей,
Пыльного осадка на кустах.
Потягавшись мудростью со змеем,
Присмирели мы – и всё не смеем
Заглянуть туда, где жить да быть –
В сказку, что тем дальше,
чем страшнее –
В наш-то век, когда не знать –
грешнее,
Чем не верить или не любить.
Там, скрутившись в жгут перемещений,
Поздних всхлипов, полувозвращений,
Соприкосновения сторон,
Заплескав и шлёпнув чем-то мокрым,
Грохнет небо очередью в стёкла
Наспех закрываемых окон.
Позабыв о времени и месте,
Твердь, вода, огонь и воздух вместе –
Так ошпарит майская гроза,
Что вспорхнёшь, как скрипка над
оркестром,
Захлебнувшись сине-белым блеском,
Заливая зеленью глаза,
Запуская огненные бивни
В утро, зашифрованное ливнем,
В новый день, раскрывший лепестки
Чистому, без червоточин, счастью,
Вихрям, рвущим струны прежней
страсти,
Вечности, смотрящейся в зрачки.
1997 - 2008
ПЕСНИ ИСХОДА
Уходят не “куда”, а
“откуда”.
Из разговора.
I
Никто никогда не уходит куда-то.
Уходят откуда-то – и в никуда
От розовых зорь в направленьи
заката.
Кому-то колёса, кому – провода,
Кому – просто кровь зависочным
набатом
Накатит: “На Запад. Теперь –
без возврата.”
На Запад! – Как в воду.
На Запад! – Как в гору.
Мы – семя до всхода –
Потоком в их норы,
Всё с той же, как прежде, бедой
в поводу,
С поклажей Исхода,
С непрерванной ссорой,
Мы – споры заразы, зачатой в Аду,
Где нас не отыщут.
Где душ – тысяч тыщи,
И душно! Но выше –
Не там и не здесь –
Мы – больше, чем судьи,
И толщею судеб
Мы есть и пребудем
Вовеки и днесь,
Чтоб с этих надптичных,
Надтучных, надзвёздных,
Покуда не кличут,
Покуда не поздно,
И бабищам с возу
Кобыла видна,
Взглянуть в те места, где и ширь,
и длина,
И высь провоняла извечно-усталым.
…Где мало-помалу
нас быть перестало.
II
До свиданья! – До рожденья
Твоего. – Непродолженье –
Нас связующая нить.
Будем жить,
Нагнетая, как на взлёте,
В загрудинный чёрный ящик
Звуков вздор,
Мы – два зеркала напротив,
Всё к единому сводящий
Коридор –
Бесконечная кривая
Лиц, нанизанных до края
Зренья, где быть должно
Раю –
На себя.
…И от Неба отстоянье
Чуть короче расстоянья
До тебя.
III
С.ГЕВОРКЯНУ
…Ты выйдешь в снег, и снег войдет
в твой дом
И, мокро отряхнувшись на пороге,
Уляжется у двери белым псом.
И полночь, как воровка на доверьи,
На мягких лапах перескочит зверя,
Чтоб колдовать над мёртвым очагом.
Ты промелькнёшь за собственным
окном
И скроешься во мгле –
давай Бог ноги.
В кулак от вьюги спрятав огонёк
Дешёвой, но крепчайшей папиросы,
Смешаешь с серой ночью белый дым.
Куда идёшь? И так ли путь далёк?
В чём ты виновен?
В вечных перекосах –
Что более любил, чем был любим?
В том, что, когда измены неизбежны,
Ты предпочёл, чтоб предали тебя –
Не оттого, что не` жил, не любя,
Не потому, что память
слишком нежно-
Удушливо держала.
Просто ты
Предать не смог. Но смог пожечь
мосты,
Рубить канаты и, втянувши шею,
Шагнуть с порога в мутный снегопад.
Покинь свой ад. Не обернись назад –
Не стоит повторять судьбу Орфея…
— Стоит твой дом! И, как оно ни дико,
В нём бывшая жена, как Эвридика,
Чуть запоздало тянет руки вслед;
И снег косматым псом лежит у двери,
И на стекле – чудесный лес, и звери
Нездешние хранят её от бед.
Да будет так! Чего-то жизнь
да стоит.
Прозрачна ночь, и радостно идти
Хотя бы даже об руку с бедою,
Пока звезде не скучно со звездою,
Покуда туче с тучей по пути.
2008 - 2012
IV
…И снилась ей долина
Дагестана…
М.Ю.Лермонтов
Мне снилось, что, прикончив короля,
Бреду один, созвездьями пыля,
Казнён за потрясение основ.
…Мне снилось, что я сплю,
не видя снов…
Мне снился вкус невыжатой лозы,
Мне снилось, что я жив внутри грозы,
Что целый мир, как в Первый день,
здоров –
И снился сон, которым спят без снов.
Мне снилось –
я бессонницу взрывал,
Врываясь в тот – без снов –
сырой подвал,
Где нежить бродит в рост и без
штанов…
Мне снился тот проклятый
Сон без снов.
Сны – всё же были! Жили, биты влёт.
Вплетались в твой оконный переплёт,
Стекло целуя и щадя окно.
…Тебе приснилось, что я сплю без снов.
А я, Господень сон, Господень бред,
Прошёл-таки туда, где смерти нет,
Туда, где всяк вошедший жив и нов.
…Бог видел сон, что Он не видит
снов…
2008.
V
Вон из Москвы!.. Доныне –
не ездок,
Друг Чацкий – полный газ!
Свободна трасса,
Свистящая на северо-восток,
Туда, где строит серые гримасы
Толпа полярных скал.
Сто вёрст – притормози!
Орут сверчки.
(Иль как их – этот хор зенита лета,
Так прянувший нам в уши
и зрачки,
Что – ни шоссе с разметкой,
ни кюветов?!)—
Небес оскал
Улыбкой стал. Сейчас мы будем жить.
Сегодня будем. Завтра. Послезавтра.
И – Бог поможет! –
встретится мне автор
Статеек, что под зад ему подшить –
Пришью! –
Так – полный газ! Взлети на ближний мост –
На разворот! О, как свободна трасса
В ночи, когда судьба –
коту под хвост
Всей массой –
И адрес твой – простор и неуют!
Друг Чацкий, друг Онегин, друг –
о да! –
Печорин – циник, профи и поручик –
Куда бы нас ещё вела звезда?!
И есть ли тех путей точней и лучше,
Чем – что ведут, куда зовет беда?..
1993 - 2012
***
Гоняло лето пляску пыли.
Вела зима свои кадрили.
Текла река на край земли.
На берегу мы жили-были,
Не берегли, кого любили,
Что не имели – берегли.
Не зная броду, лезли в воду.
Слагали семьи без урода.
Хозяйки звали нас к столу,
А после – к ложу. Год от года
Баюкала нас непогода
Поскоком капель по стеклу.
Душа и плоть слагались в тело.
А, если седина блестела
По вороному серебром,
Отцов перерастали дети.
Смерть приходила на рассвете,
Во сне, как за своим добром –
И не пугала. Так вязалась
В единый узел жизнь – казалось,
Остановившись на мели,
Когда мы попросту не ели,
Не пили – ибо просмотрели
Момент отрыва от Земли.
***
Нам Солнце ласкало бока
Кирпично-сухим языком,
И мы улыбались, пока
На взлётку рулили века
От печки по встречке –
волчком.
Мы были дельфинами. – Нет! –
Китами. – Нет! Много крупней.
Лишь зверю породы планет
Мог жар быть роднее, чем свет,
И радость – страданья сильней
От магмы, ревущей внутри
Дуэта вулкана с волной;
И тысячи в степени «три»
Веков до сверхновой зари,
До места, где б свет ледяной
Базальты студил, чтоб могла
Быть жизнь, и вода, и скала.
2005 – 2012.
ОДИННАДЦАТЬ СОНЕТОВ
С ЭПИЛОГОМ
I
Пока – дышу почти высоким слогом.
Когда остыну – возблагодарю
Всё мыслимое. Думая о многом
Небывшем, вижу бывшую зарю,
Алеющую над покатым морем,
Да слышу клёкот гальки под волной.
Нет, счастлив я там не был – но и горем
Не назовёшь те дни, когда со мной
Творилось беспокойное безделье –
Предвестник роста, семя перемен.
Так в новом доме холод голых стен
Вещает лишь о скором новоселье –
И взгляду сквозь, что нынче ни пророчь,
Не до минут, бегущих только прочь.
II
Не до минут, бегущих только прочь –
Сентябрь, конец пролога, возвращенье,
Щенячья резвость каждого движенья
И равенство двух слов: «хотеть» и «мочь»;
И – недовольство виденным покуда;
И – на столе бесформенная груда
Обрывков мыслей, фраз, черновиков,
И ангел полуночных вдохновений
Порой влетал в мою обитель лени –
Да на сквозняк попал – и был таков.
Но житель снов, распитий и соитий
Тревоги не допустит до лица.
История несбывшихся событий
Не ведает начала и конца.
III
Не ведая начала и конца,
Додумаешься до круговорота,
Утешишься. Свистящий смысл свинца
Доступен, как три буквы на воротах,
И осень серой чередою утр
Оставит небо чистым и бесцельным.
При точном одиночном огнестрельном
Кровь большей частью истекает внутрь,
И вид потерь не исторгает крика.
Смерть многообразна и однолика
(Скорей – безлика). Где-то там – война.
«Сыграем в прятки?» – Лыбится. Бледна.
И подставлять её оскалу холку
И пошло, и грешно. Жить должно долго.
IV
Жить должно – долго!
Дай определенье
Дням нынешним на фоне
Сотворенья,
Истории и Вечной Суеты!
К чему, скажи, заботы, страхи,
взлёты –
Не исчерпав судьбы своей до йоты –
Попробуй-ка! – Но проще жечь мосты,
Чем возводить.
Приклей себе на зад
Незрелости достойный аттестат –
Любовь не к безысходности, но к риску –
И, обозначив место для пинков,
Плоди в борьбе с драконами волков
И чаще переписывай записку
Без даты.
Дальше – ветер, звон; и в звоне –
Адажио маэстро Альбинони.
V
Адажио маэстро Альбинони!
Тяжеловесно-величаво, но не
Громоздко – словно воздух в октябре,
В начале. Свет без зелени и тучи
Охвачен теплокровным полнозвучьем,
Пронзительным, как предрассветный
бред
О некогда изведанном блаженстве,
И каждый звук протяжен, хрупок,
женствен –
И только жди того, что позади,
Покуда не потянутся дожди
И небо вдруг набрякнет серой ватой,
Как будто в самом деле виновато
Во всём, что не случилось по весне…
Ау, зима, ау! Скорей бы снег.
VI
Скорей бы снег. Коль злато и огонь
Угасли – пусть тогда и мрак
померкнет,
Убит звездою, клюнувшей ладонь.
Земля уже пресыщена примеркой,
Избрав наряд, достойный королей,
До старости пристойный, чуть белей,
Яснее света. Нежно, непосмертно
Восславят ветер, холод и покой
Бумагу, ручку, спички под рукой,
Предчувствие, как прилетят грачи
И – дань уже невинному капризу –
Чуть слышный всполох гаснущей
свечи…
Но небо отразило то, что снизу,
И это Отражение молчит.
VII
И это отражение молчит,
Как прочие, и хлещут отовсюду
В зрачок непреломлённые лучи.
Тяжёлый тёмный стол; на нём –
посуда,
В посуде –
нечто вроде алычи
И балыка. У каждого Иуды
Уже сложились в поцелуй уста.
Нависли пожеланья жить до ста
(Не дольше!) Головы глухим забором
Торчат. Быстрее – «скорой» или
скорым –
Отсюда!.. «Поостынь», –
ясней ножа.
И ярче, чем над пиром
Валтасара,
Простой расклад –
не приговор, не кара –
«Отныне больше некуда бежать».
VIII
Отныне больше некуда бежать,
Поскольку всюду ждут –
и с вожделеньем;
И это я, похоже, заслужил,
Равно как нежеланье продолжать,
Что начал. В жертву счастию и лени
Снесен комок в канат сплетённых
жил,
Костей, и мышц, и нервов,
что когда-то
Был мною. Время свёрнуто. Закаты
Не крашены ни кровью, ни вином;
И, затканы полупрозрачным сном,
Уже почти неразличимы лица.
Я загибаю угол у страницы.
Не болью выбелен мой взгляд,
но светом.
Я, видите ли, вспомнил
о неспетом.
IX
Я, видите ли, вспомнил
о неспетом
И затворился. Прочим –
всё равно,
Стучит ко мне синицею в окно
Роман ли, драма иль венок сонетов.
Простите, я сегодня неженат,
Бездетен, беззаботен, безмятежен.
Дышите глубже, появляйтесь реже.
Представьте, помощь – тоже
не нужна.
«На мир нисходит тёмная вода,
И всякой твари надобно по паре.
Ковчег уже под паром…»
— Господа!
Я умер до утра! О стеклотаре
И самоваре – завтра подойдёте!..
Я ПОЛОН ВРЕМЕНЕМ,
КАК ДОМ НАПРОТИВ.
X
Я полон Временем, как дом
напротив,
И холодом, как ледяной водой
Колодец с воротом на повороте
Дороги. Вечер полнится звездой,
Апрель – простудой, светом,
ожиданьем;
Надеждой новой – месяц молодой,
И явно вне меня воспоминанья
Вскипают, словно в каше пузыри,
И лопаются прямо в мирозданье.
Очаг растоплен, каша не горит,
И разум не кипит – на том спасибо.
Крючок, как ни остёр, оставит
рыбу
Немой – и мимо немо семенят
Я – сквозь пространство,
Время – сквозь меня.
XI
Я – сквозь пространство,
время – сквозь меня –
Равнобесследно. Нас не обвинят
В безгласии, хоть вес не тот,
что прежде,
У слова нынче. Судя по одежде,
Мысль также полегчала и исчезла,
Как детский шарик в бледной синеве.
Вот – предпоследний год
(последний век!)—
Рубеж, где сожаленья бесполезны,
Зато воспоминания – в цене
Чем далее, тем больше. О войне,
О море, гладе. Это нужно, ибо
Всё забываемо – и дальше либо
Безмолвье – либо гибель: эпилогом
Дыхания почти высоким слогом.
ЭПИЛОГ
…А Время ровной, тёмною струёй
Стекало точно в стык тысячелетий,
К небывшему и нулевому году.
И мир ещё хранил привычный строй,
И было звёздно-холодно на свете,
И клял еврей недобрую погоду,
Поскольку дело было в декабре
(На языке тогда не древних римлян);
Был молод Рим, цел Иерусалим,
И в слог не облекался жаркий бред
Видения того, как скоро вымрет
Веленьем Неба всё, что есть
под Ним.
Светила стали, Рождество
свершилось,
Рим рухнул, исключенья
не случилось.
И время тонкой, нервною строкой
Стремится к стыку двух тысячелетий
К началу третьего, и непокой
Витает над Землёй, и в бледном свете
Предсмертно серебрится
Третий Рим,
В котором – верим, курим, говорим
И на стены отбрасываем тени,
Как прежде, ожидая ислючений.
1998 - 2012