|
Андрей Маркон
Приписка
Если солдат сказал «Да», это значит, «Да»;
А в армию я вобщем даже хотел. В десант. Но Афганская война порушила все мои планы. То есть, на самом деле, план-мечта испарился гораздо раньше, когда выяснилось, что в Суворовское училище детей простых смертных не берут, и офицером доблестной Советской Армии мне не стать. Про нормальные военные училища, куда люди идут после школы, как в институт, я тогда еще не знал. Я и про институты тогда еще не знал... Ну, не помню я, сколько мне тогда было! Ну, лет шесть... Ну, может семь. Но еще до школы. Ну, ты че, точно до школы, – я ж в школу, в нормальную пошел, правильно? Не в Суворовскую, ведь, ну стало быть... Ну, вот то-то... А то ишь... Так что десант это был, как говорится, план «Б», – запасной вариант. А год был, стало быть, 72-73-ий ...самого, что ни на есть, прошлого столетия. Надо же – двадцать первый, его-то мать, век! Охуеть... Да... отвлекся, прошу простить. За лексикон не извиняюсь: в данном контексте «охуеть», – это психо-физиологический термин, описывающий эмоциональное потрясение, испытываемое подростком, обнаружевшим, что его «пиписька», на которую он и внимания-то толком не обращал, привратилась в самый, что ни на есть «хуй», который поди-ка проигноруй... А-а-а, теперь понятно почему мелкота вся охуевшая такая ходит? Э-э-э, вот так и человек, вдруг обнаруживающий, что он живет в научно- фантастичекое время. Этож надо, – двадцать первый век! Всепланетный Информаторий!.. Карманный Коммуникатор!.. Охуеть!.. ...Да-а ...А в 79-ом началась война. Мы с дружком Мишкой выходим из ГИТИСа, где в течении двух часов смотрели выпускную постановку «Сна в сред-летнюю ночь» на английском. Да не на простом, а на ШэйкСпиэр-овском. Выходим, в общем, мозги на бикрень. Выходим из закаулка на Калининский, а там табло работает! Я его работающим видел раз так несколько всего в жизни. По праздникам бегущими огнями примитивные патриотические презентации устаивали. Чудо технологии. Народ толпами смотреть собирался. А тут никто на него внимания не обращает... И правильно, чего на него смотреть? Там же ничего особенного... Так, подумаешь, первая программа центрального телевидения. «Время». Вечерняя программа новостей. Не биг-то и дил-то (not a big deal)... Люди, проснитесь! Этож огомный экран утыканый обыкновенными лампочками накаливания показывает АНАЛОГОВЫЙ телевизор! В ЦВЕТЕ!!! Видать к Олимпиаде компьютер покруче закупили, с видеоконвертером. Но тогда это было непостижимо... Мозги все бикренеют и бикренеют... А в новостях там все про достиженья, про перевыполненья ...и про Афган. Тут Мишка мне и разъяснил, что это самая настоящая война, хотя на нас никто и не нападал... А это моим рабочим определением «войны» до того дня было, – мне так бабушка, лет в пять, сказала: «Война, – это когда на нас напали». Я ему про безкорыстную помощь братскому народу, а он мне про Венгрию 56-го, Пражскую Весну 68-го. Хорошо хоть Финскую войну не вспомнил или раздел Польши в 39-ом. О Польше сказал правда, следи за ней, за Польшей, – там что-то большое затевается, «про Солидарность слыхал?». Ничего я не слыхал... У меня восемь тренеровок в неделю. Не смейтесь, – это грустно, – понедельник, среда, пятница по-две в день, до и после школы. Да и в школу эту, тоже заглянуть иногда надо... А в 83-ем я приписку проходил, – мед-осмотр, то-се, ну, и собеседование. Полковник меня и спрашивает к какому роду войск меня приписывать, я говорю, – К морской пехоте. Он мне, – Ты че, охуел? Этож на год дольше! Я ему, – Вы мне со своей войной все планы порушили. В детстве «Мы, – мирные люди» вместо колыбельной пели, а теперь, лети мол, боец, за границу, порабощай народы... Не выйдет! Не то умонастроение. Не получится из меня захватчик, – не смогу в Защитников Родины стрелять! – так и сказал, с большей буквы, как по радио, и с восклицательным знаком, – Приписывай меня, – говорю, – к морпехам, отдам вам лишний год, и все будет в порядке, если вы, конечно, на Турцию не нападете. – В кого прикажут, в того и будешь стрелять! – Исполнение приказа не оправдание для военных преступлений! – Ну, эту-то дурь из тебя еще в учебке вышибут! «Курсантик в учебке нашел пулемет, больше в учебке никто не живет». Нет, я этого ему не пропел, это было бы нечестно. Это было бы, как кулаком в бок, в фехтовальном поединке, пока судья не видит. А вот у всех на глазах ногу отдавить, – это можно. Я и спросил: – А в учебке на стрельбищах патроны, че, холостые выдают? – Да, я тя ща, вааще, в стройбат припишу, ты там Калаша ни вжисть не увидищь, А уж узкоглазые тебе... – Что же вам такого эти узкоглазые сделали? За что же это вы их так ненавидите? За что на них МЕНЯ натравить хотите? У вас в деле че не написано, что я фехтовальщик? А в стройбате тупых лопат не бывает… Ты обрати внимание, как я не прибавил «...только господа офицеры». Вот это выдержка! Вот это само-дисциплина! На провокации не поддаемся, на личности не переходим. – Все, хватит, посиди, подожди в коридоре... Хватит, – так хватит. В коридоре, – так в коридоре. Сидю. Ждю. Книжку читаю. «Одиссею» Кларка, по-аглицки. ...По-моему «двадцать-десять»... Ой! Так это ж надо ж... 2010, – это ж как раз сейчас... Но только не тот «сейчас», который, когда ты читаешь, а тот «сейчас», который, когда я пишу. У тебя-то, кстати, год-то который по-счету? Н-да... Надо ж, как время летит... Час проходит, два проходит. Народ-то все, – к нему, от него, на выход... к нему, от него, на выход... к нему, от него, на выход... Ну все и ушли. А я жду. Вот он выходит, – Пошли, – говорит. Ну, пошли, – так пошли. Идем, молчим... Закурили... Дальше идем, дольше молчим. Перешли Стромынку, идем по Мотроской. Я в свое время там пару лет провел, считай прожил. Там женская общага Красно-Богатырского ПТУ была, в паре кварталов от тюрьмы, на другой стороне улицы. Прям как в анекдоте: «А вы знали Рабиновича, который жил напротив тюрьмы? Н-да, ну, так теперь-таки он и живет напротив собственного дома!». Н-да... вот в эту-то тюрьму он, думаю-таки, меня и ведет. Ведь не по-бабам же в общагу! Хотя это и не по его ведомству тюрма, а по-ментовскому, но больше ж ведь-таки и нету тута ничаво вааще... Но особо и не переживаю, подвоха не боюсь: ведь, если солдат сказал «да»... Раз куда-то ведет, то ведет как раз куда надо. Куда надо, и приводит. Не доходя до тюрьмы, через незвзрачную такую проходную, сворачиваем во двор. На табличке, желтым по черному, – «Психиатрическая больница № 3 им. В.А. Гиляровского». Как же я раньше ее не приметил? Ах, Матросская Тишина!
|