Степан Лавров

***

Твой город спит, он, ягелем поросший,
Степенный, плоский держит вид.
Как бородавчатый огромный кит,
Твой город спит. И я, наверно, тоже.

Сорвав аккорд клавиатуры,
Костьми по клавишам беги.
И торжеством акупунктуры
Жги.

Открой все щели поутру,
Одну я (можно?) заберу.
Куплю кровать и стул и стол,
Поставлю там, покрашу пол,
Зажгу свечу, нарою чай.
Обоев цвет и тон шкафов,
Сама, пожалуй, выбирай.
Накупим булок и тортов.
В рассветный час со мной проснись.
Пожалуйста. Ну улыбнись.

Нет никакой соли!
Верблюды. Мешки.
В мешках - говно.
Садись.
Свободное место.
Последний вагон
Неизвестно кому.
Дым из затертых дыр
Зачем - неизвестно.
Беги!
Тесно здесь.

Стены моей поэмы
Не крепки, как всегда.
Потираю лоб силами руки.
Стены моей поэмы немы.
Зачесалась моя борода.
Левый бок отлежал вчера.
Стены моей поэмы узки.
Поэма моя - дыра.

Перебинтуй слезные раны,
Задымить успеешь пришедшее.
Полетели.
Выше подъемных кранов.
Головы.
Головы с ума сшедшие.
Пели.
До глубины пробирающе.
Оловом.
Колосом шелестя,
Приходили смрадные,
Шлачные, низкие помойкою.
метро “Отрадное”
Я лежу на земле.
Окутанныйю.
Запахами стойкими.
И, наверно, тебе,
Спутанный,
Кричу.
Ка-тя.
Спать хочу.
На больничной койке.

Губы в улыбке радости.
Или в крошках от сладостей.
Белые зубы и круглые щеки,
Утренние под глазами отеки.
В топи ее отчаяния,
Нечаянно не замечаемы.
Уши, носы и руки,
Шеи, скулы, спина,
Брови, надбровные дуги.
Все вместе - она.
В каждом движении,
Тембре голоса.
В пении или чтении.
Её волосы,
Текущие по полу,
Заполняющие все края,
Дополна.
Льющие через край.
Твоя. Она. Не отпускай.

- Виляя ритуалами,
Ступая между шпалами.
Рисуя. Рисуя.
Нет, де, покоя.
Что же, говоря, такое?
Не видно ни хуя.
Периодически,
Вспомним что-то важное.
Очень. Очень.
Мазать. Красить.
Гуталином и сажей.
Ночи.
Ночи темнее быть должны.
Факт.
Как афрамериканский
Кишечный тракт.
Иначе зачем они нужны?
-Ночь - это спички и сигареты
Наверное - это перцы и аукцыон,
Кофе и конспекты.
Бульвары и проспекты.
Кукушки и совы,
Заросший склон.
Ночь - оковы.
Ночь - отсутствие оков.
Страхи и скрипы.
Обилие лиц,
Дробление слов.
Утреннее пение птиц,
И запахи липы.

"Кровь носом"

Под утро тихий звон сковал дворы.
Он к окнам ластился и целовал подъезды.
Сегодня ночью праздник грохотал.
Безумный шабаш. Пир слепой помойки.
На набережной Мойки,
Бездомные женились.
Был обряд.
Бичовкой страсти обернул запястие любимой,
Приняв от бедной кусочек проволоки медной.
Король бичей, пропитыми глазами,
Взглянул в глаза избранницы вчера.
Зажогся двор, два, три двора...
Прокуренными голосами, так складно,
Как один, запели все.
Запели все вокруг. Кто из под лавки,
Кто в парадной, в полудреме, мурчал мотив.
Склонив кривые лица, в честь праздника любви,
Бомжи запели.
Разлетелись птицы.
В полночный час сердца бездомных бились в унисон.
Отвергли сон они - вернулись к жизни.
Любовь впилась в булыжники сердец.
Бездомные женились.
Гром грянул.
И омывая грязные тела дождь хлынул, словно из ведра.
Костры пылали под дождем - пылали не огнем.
Мигали окна, в танце каждый дом сиял.
Бездомные женились.
Начался бал...
Рассвет. Всем скоро на работу.
Пиная спящие тела, кровь носом, улицей волна людей.
Но если ты прислушаешься к гулу,
Ты различишь прозрачный стон,
Связавший каждый переулок.
Бездомные женились.
Она и он.

"Махорка"

Город ночи жив к утру.
Каплями лечит синими.
Ум болит, жив, де.

Глазами раукшками,
Улетают в дыры небес -
Одуванчики.

Война мериет лица.
Сидит целый день одна.
Зубами скрипит.

Громкоговоритель спит,
Лижет подъезды глазами.
И подло шипит.

***

В зыбком воздухе птицей,
По лицам блуждает улыбка.
Сосны съедают солнце.
Сосны теряют кольца.
Шишками бьют по спинам,
Длинным таким, как реки.
Жарко земля укроет.
Хвоя согреет нежно.
Все пропадет неизбежно -
Волки так близко воют,
В тело до дрожи впиваются.
Жарко тебя касается время.

"Fate"

     Почти сразу, Лиза поняла, что разбудил ее звонок в дверь. Протирая
глаза, ругаясь немногочисленными известными ей бранными словами, она
открыла.
     На пороге стоял человек с луной вместо головы.
     - Простите, можно одолжить у вас соли?
     Они вошли в дом и Лиза отсыпала в кружку три ложки соли.
     - И спички.
     - Простите, у нас нет...- почти прошептала девушка.
     - Я сказал: мне нужны спички,- закричал человек и достал нож. На ободке одного из краторов выступила пена.
     Плита была электрической, огня в доме не хранилось. Трясущимися от
страха руками Лиза начала выгребать из шкафов содержимое в поискох
коробка. паковки и пакеты неслись на пол, бокалы разбивались. И, вдруг, вот он! Затертый, пожёваный собакой коробок выглядывал из-за пачки китайского чая. Лиза была спасена.
     Она открыла коробок и нашла там несколько живых головок. Но онемевшие руки протестовали и Лиза выронила несколько на пол.
     - Поднимай,- холодным голосом сказал человек.
     В мертвой тишине Лиза начала собирать спички с пола. Битые стекла
резали ей пальцы. А человек стоял и смотрел, смотрел. В какой-то момент, Лизе показалось даже, что один из краторов сладострастно скалится.
      Вечность прошла прежде чем дело было сделано.
     Растрепанная, вся в крови, девушка медленно протянула спички человеку с луной вместо головы.
     Принимая дар, человек кончиками пальцев нежно касался ее ладони.
     - Благодарю,- сказал он, поцеловал ее в лоб и ушел.
     Лиза обвела глазами пол и решила, что с этих пор все вещи в шкафах
будут лежать на своих местах и дома всегда будут спички. И да, посуда,
небьющаяся посуда.