Илья Спрингсон

Пьеса в непонятно скольки действиях и непонятно для чего написана
Пьеса в непонятно во скольких действиях и непонятно для чего написана, всё равно никто читать не будет, а тем более ставить в театрах.
Содержится масса разжигания чувств верующих, наркоманов, идиотов, алкашей и шизофреников, актрис.

Действующие лица (хари)
1.Илюша, — мудак 23х лет вышибленный из Литературного института за анархию и откровенную бездарность. Шизофреник.
2.Ксюша,- наркоманка, алкоголичка, идиотка 33х лет.
3. Настя Прохорова, наркоманка, алкоголичка, идиотка, косящая под светскую львицу. Имеет автомобиль красный неясной марки.
4. Андрюша, — Быдло. Знает слово квинтэссенция, но применяет его не по назначению. 20 лет
5.Отец Мишка Филимонов, — православный священник, придурок, алкаш и наркоман. 30 лет.
6. Гриша Фершел – медицинских искусств деятель, алкаш, наркоман и бывший скинхед. Фельдшерит на 28й подстанции скорой помощи. 35 лет.
7. Самойлова Наташа, — алкоголичка, идиотка, учится на актрисулю в щепкинском клоунском поучилище. Припёрлсь из города Владимира. 23 года.
8. Гена Зайцев, — придурок и идиот, водитель автобуса Москва-Владимир и наоборот. Женат 57 лет. Конкретное быдло, поэт. В трагедии не появляется.
Ни одного нормального человека в пьесе нет, кроме одного. Да и быть не может. Дегенераты все. Интеллигенты. Все неженаты и все распиздяи, кроме Отца Мишки.
Но он зато идиот клинический.

Всё действие происходит в ушатанной квартире Ксюши, 25 июня 2002 года. 16-00. На сцене ад и воплощение смуты, на полу мёртвая собака, за засранным столом Ксюха. На столе помидор и полбутылки какой-то чумовой уксусной кислоты. Музыки нет. Илюша заходит в дверь.

Ксюша. Привет, хорошо, что ты пришёл, этот козёл окочурился, зарыть надо по христиански, хоть он и чмо вонючее.
Илюша. Ты же так собачку свою любила.
Ксюша. А зачем он дох тогда?
Илюша. Так он старенький, на дачу-то почему его не увезли?
Ксюша. Так я с родаками в контрах, они сказали, делай, что хочешь, но деньги исправно дают, крокодилы.
Илюша. Так давай вызовим службу, есть такая, котов утилизация.
Ксюша. Не по-христиански, он мне сказал, чтобы я его закопала в битцевском парке.
Илюша. Собака мёртвый сказал?
Ксюша. Ну типа того.
Илюша видит бутылку с бормотухой и предлагает выпить. Ксюша отмазывается, она под своим кайфом уже. Илюша пьёт один из горлышка, ему плохо.
Илюша. Не, что-то ты совсем дурная стала, видать скоро копыта кинешь. Собаки мёртвые говорят с ней. Со мной вот еноты маршировали, сон такой был или глюк. Идут еноты в сторону финской границы, а с ними медведи и коты. И все в одном сапоге. На чём собаку вести и как это всё происходит?
Ксюша. Я всю жизнь этим занималась? На Прохоровой поедем, скоро она будет, галоша старая.
Илюша. Она вчера пила и выгнала меня, я спал в ботаническом саду, к тебе не поехал, совсем шизил. Еноты крутили барабан, много енотов, барабан вырабатывал электричество для енотов, чтобы они видели барабан, который им крутить.
Ксюша. Чумовое занятие. Так Прохорова вообще была или частями?
Илюша. Частями.
Ксюша. Ну значит приедет, я её попросила, она подруга мне или коза?
Илюша. Ну и то и другое. Давай я лучше ещё накачу.
Ксюша. Ещё приедет Андрюша, помогать копать, но обязательно копать надо ночью, когда маньяки лазят, Андрюша не боится маньяков; он любил этого козла, жил с ним в будке, помнишь, на даче?
Илюша. Он клея нанюхался. А будку он строил, он же у вас там был в роли смотрящего за сараем.
Ксюша. Да, папа его тоже любил. Андрюшу. А меня всё, перестал, говорит мне дура ты и наркалыга, сдохнешь, хуй стобой, закопаем так и быть, а ведь я в детстве жила в Америке, а щас тут с этой псиной.
Илюша. Да, батя у тебя каким-то посланцем там был или кем другим нерукотворным.
Ксюша. Вторым челом-брелом после посла, мать его. И мама тоже говорит, мать её, что заебала я всех в компот и лечить они меня больше не будут, типа они устали. А что меня лечить, меня 15 лет уже лечат и ни в одном глазу. Выхожу их больницы и первым делом иду к барыге. Да Прохорова, что не такая? У неё папа тоже в Дании сейчас каким-то хреном, а мамун в Австралии, ходит с этими правоверными Свидетелями Иеговы, а Настя тут лупит и по вене и по ноздре и по кишке, и бухает ещё как собака. Собаку вот не едет хоронить.
Илюша. Пойду я в магазинчик схожу, дай денег? У меня нет.

Ксюша даёт ему 300 рублей полтинниками. В этот момент входит Настя. В красном. Те же и Настя

Настя. Ты чё, пизда в трико, уже нахуячилась?
Ксюша. На себя посмотри, рыло своё неандертальское прикрути, ну и что с того, что я немного тут ширнулася?
Настя. Та ты двумя граммами хреначишь, паскуда. Немного!
Ксюша. А не ты меня на эту всю хероту подсадила в институте? Ты, и мне хорошо. Илюша вон про енотов мне рассказывал, а сейчас за водкой хочет пойти, водку будешь пить? Настя. Я за рулём, но мне это не повредит, сама с бодунища, валялась с утра как собака твоя, кстати, где труп-то?
Ксюша. Какой он тебе труп, он хороший, только воняет, хотя он и живой был когда, примерно так же вонял.
Илюша. Необыкновенные мои твари дикие, две котлеты, пойду я в магазин.
Ксюша. Пиздуй.

Ксюша и Настя вдвоём.

Ксюша. Чего ты на меня орёшь, я же хорошая, только собачка подванивает, а так всё чудно.
Настя. Да не скрипи ты, просто у меня такое предчувствие, что мы никуда не повезём сегодня собачку, Отец Мишка обещал зайти.
Ксюша. Доедем, мне надо прошвырнуться. Когда придёт Андрюша этот мудень уже! Завернём тело в занавеску, я уже всё обдумала, пусть Андрюша тащит.
Настя. Отец Мишка ходит с Гришей по городу, рыщут чего-то.
Ксюша. Чего чего, героин или метадон, они же не полное собрание сочинений Лермонтова разыскивают.
Настя. А ты все книги продала из дома?
Ксюша. Одну оставила, укрощение строптивой или строптивого, не помню кто автор, но там про тигров видимо, я не читала.
Настя. Я тоже не читала, наверное про тигров или про львов, ну никак не про енотов.
Ксюша. Это к участковому не ходи. Кстати, приходил тут этот дьявол, говорил, что у меня притон тут. А у меня хорошо. Единственное, что я баян из ванной забыла убрать, думаю, а вот захочет он, к примеру, помыться и увидит баян, а это грех, участковому нельзя смотреть на такие вещи, у него психика хрупкая, вдруг расплачется и убежит на Украину?
Настя. Да и пусть бы бежал, поросёнок Пух.
Ксюша. (откидываясь на спинку стула). Мне что-то дерьмово опять, у меня есть ещё чуть, может вмажем?
Настя. Шприцы есть? А то я с тобой бахаться одним не буду, ты спидовая.
Ксюша. Говна как грязи.

Ксюша достаёт из сумки пакетик, в котором совсем не чуть-чуть и начинает поганить раствор. Настя уходит в ванную. Заходит Илюша с водкой как вшами поеденный.

Илюша. Давайте уже выпьем, вообще хреново, блин.
Ксюша. Пей, видишь я чем занимаюсь? Илюша пьёт из горлышка и немного присаживается на табуретку. Девочки колятся в ванной.

Монолог Илюши. Вот посудите сами, вот еноты, они же не медведи. А собаку похоронить можно, а водку вылить нельзя, хотя водку можно похоронить, а собаку вылить не получится. И выпить не получится, но можно съесть. А водку съесть нельзя, если только грызть бутылку. Вон насколько несправедливо бытие. А оно определяет сознание, а сознание у меня ещё то, значит буду стих писать про енотов. Вот я три года назад совсем умирал от похмелья, думал. А потом говорю через три дня, всё! Больше ни ногой ко рту. И опять в тот же день нажрался. Интеллигент может я? Или быдло, права не имеющее, надо будет посмотреть в католическом катехизисе или в книге пророка Даниила, а то у меня эти книжки так без дела и стоят, хотя я катехизис перечитал, понял только Санктус Доминус и больше ни буквы. А там про радио, интересно. А стих назову неприрывное сияние одиночества, но обязательно про поросят надо упомянуть, а то бред опять получится. Я писал стихи до того как меня вскрыло, а потом только грустный ходил как Святой Франциск Ассизский, хотя он получил свои стигматы, а мне Господь только хрен мамкин и то по пятницам. Надо пить завязывать. А то и видения уйдут.
Звонок в дверь, странно, что работает. Илюша пугается, но идёт открывать. На пороге Андрюша. Трезвый.

Андрюша. Привет, где псина-то?
Илюша. Вон в комнате загорает. Надо её в занавеску и к Прохоровой в шарабан. Но есть водка.
Андрюша. Водка святое.

Садятся за стол и пьют. Из ванной выходят женщины, Ксюша до сих пор на приходе, Настя уже счастливая.

Настя. Андрюша пришёл собаку хоронить, слышь, ты, чмо! (дёргает Ксюшу за рукав, та болтается как сопля.)
Илюша. А меня, Андрюха, шизит по чёрному, уже три дня колбас стоит на всю Москву, надо бы в дурдом, но это грустно. Вон водку жру.
Андрюша. Да ничего, нормальный ты.
Илюша. Да никакой я какой нормальный, мне бредятина в голову лезет, вот водку пью, отпускает.
Андрюша. Ну тогда пей, только потом всё равно в дурдом.
Настя. Илюша, тебя лечить надо в гестапо, ты у меня кактус вчера сожрал. Когда покупала, говорили, что там мескалин. А выяснилось, что его там нет.
Илюша. То-то я блевал всё утро зелёным.

Настя наливает себе в стопку и не чокаясь выпивает.

Андрюша. Вот вы и бредить перестали, смотрю, а то иногда квинтэссенция разговора мне не ясна.
Настя. Андрюша, не умничай, только Ксюха из всех нас знает это слово. Её в МГИМО учили, а меня в МГУ, откуда мне знать квитэссенцию? Раствор какой?
Андрюша. Я понимаю это слово, только я забыл.
Илюша. А мне в институте говорили, только я ничего не понял, кроме Санктус Доминус. Надо собаку вытаскивать. Пойдём, Андрюша сделаем это чёрное дело, вытащим пока в коридор и перед дверью сгрузим.

Уходят.

Монолог Насти. А ведь я знаю это слово, только я им не скажу, пусть собак таскают (тормошит Ксюху, та медленно отходит)
Настя. Ксюха, скажи мне, что такое эта квинтэссенция? Это пять растворов каких?
Ксюха. В античной и средневековой натурфилософии и алхимии — пятый элемент, пятая стихия, эфир, подобна молнии, одна из основных стихий или элементов, тончайшая, самая тонкая стихия, пронизывающая весь мир душа — дух мира, одухотворяющая все тела, великая творческая сила, которой Бог наделил материальный мир. Квинтэссенция в переносном значении — самое главное, самое важное, наиболее существенное, основная сущность, самая тонкая и чистая сущность, концентрированный экстракт. Квинтэссенция в современной космологии — одна из моделей тёмной энергии. Мать её.
Настя. А я только квинтэссенцию социализма читала Альберта Шеффле и то, скажу тебе, что он исключил религиозную составляющую, наделил свою теорию дарвинизмом, а это, мать, необъективно.
Ксюха. А давай за него выпьем? Пока эти придурки собаку таскают! Давай за Штуттгарт.
Настя наливает, они чокаются и глушат.

Ксюша. Вот неправильно всё в мире, собаки умирают. Как собаки.
Настя. Ты тоже помрёшь как собака, вон совсем никакая.
Ксюша. Понимаешь, с религиозной точки зрения смерти нет, а сточки зрения материализма смерть – это полный пиздец. Вообще нихуя. Поэтому смысл бояться смерти?
Настя. Ну вот вдруг религия втирает всем в уши, а тогда всё накроется и всё? Нихель от слова ни хера?
Ксюша. А чему тут оканчиваться особо, собаке – собачья жизнь. Вон предки со мной изосрались, а втайне друг от друга привозят мне апельсины и бананы. Мы дуры с тобой, Настя, давай выпьем уже, а то водка заканчивается. Ну ещё Андрюшу пошлём, сходит. Хотя мы тут уже прилично вдарили, полбутылки, ну я на отходняках, мне можно, а ты до свинства не нажрись смотри, тебе за руль. И так уже у тебя права отбирали за это дело.

Наливают и пьют. Илюша и Андрюша вытаскивают собаку в занавеске, в это время входят Отец Мишка Филимонов И Гриша Фершел. Заметно что они просто в говно.

Гриша Фершел. Религия хуйня!
Отец Мишка. Медицина говно!
Гриша Фершел. Религия хуйня.
Отец. Мишка. Медицина говно!
Ксюша. Заладили! Вот ведь два долбоёба!

Гриша Фершел натыкается на мёртвую собаку, Илюша и Андрюша перебираются за стол.

Гриша Фершел. Бобик сдох? Щас смерть констатировать буду (еле стоит на ногах)
Отец Мишка. Иди уже, хуй глупый!

Настя отцу Мишке. А ты чего, Борода, тут рыщешь? Ты же в Коломне должен быть, у тебя же там приход где-то в деревне? Или всех бабок перегаром перетравил?
Отец Мишка. По делам хожу.
Ксюша. Ага, с этим Гиппократом-Бугемотом наркоту ищете!
Отец Мишка. Я больше эту дрянь не употребляю и вам не советую. (Достаёт бутылку) И вот эту тоже не пейте.
Настя. И давно? Три дня?
Отец Мишка. Год почти, завязал.

Гриша падает в кресло. Отец Мишка садится на пол, больше мебели нет. Все опять разливают и пьют.

Илюша. Ты в религию ударился что ли, Отец?
Отец Мишка Ну а что, как вы чумиться? Я всё-таки священнослужитель.
Настя. Ага, с буквы хуй. Ты сейчас на себя посмотри, прямо Святой! (Гриша роняет стакан и вырубается, текут слюни)
Отец Мишка. Медицина сдалась, но ничего ещё проснётся, я не святой, девочки, просто я православный христианин!
Настя. Да не смеши мои костыли, назови хоть 12 апостолов?

В это время с бешеными глазами включается Гриша, поднимает стакан и дичайше, сороговоркой выдаёт: Андрей, сын Ионы, Пётр сын Ионы, Иоанн сын Зеведея, Филипп из Вифсаиды, Иаков Зеведеев, Варфоломей, Матфей мытарь, Фома, Иаков Алфеев, Фаддей, Симон Канонит.

Настя. Ни хуя себе! Смотрит на Гришу, Гриша осоловевшими глазами на Отца Мишку.
Илюша. кого-то забыл, одиннадцать я насчитал.
Отец Мишка. Иуду Искариота забыл!
Ксюша. Вот ты только его и знаешь. Мишка, забыл как кадило проебал, чертей гонял? Или Гражданскую Оборону врубил в храме?
Отец Мишка. Кадило было, а в храме не врубал ничего, в сарае врубал.
Настя. Ага, всех старух перегаром перетравил и матюками заслушал, сиди уж, святой распиздяй.
Отец Мишка. А на себя посмотрите, дуры, бухаете, колетесь, ничего не делаете, с утра до ночи в бреду.
Настя. Миша, ты сейчас про себя всё и рассказал, не пизди нам тут про свою нравственность, все мы видели тебя обоссаного на полу.
Ксюша. И как ты к Самойлихе приставал. Заповеди нимб царапают? Если у вас в конторе все такие, надеюсь, что нет, то ты просто позор христианского мира. Один вот на миллионы такой позор, сидишь втираешь про нравственность.
Отец Мишка. На себя посмотри, святая Тереза.
Настя. Отец Мишка, иди нахуй, сиди и пей пока есть или спать ложись вон к собаке, ты примерно так же воняешь.
Гриша Фельдшер. Ну ладно вам, все не святые, но этот-то должен примером показывать своим, а он макака. Целибат тебе нужен и пиздюлина.
Отец Мишка. Нет у нас целибата, он у католиков-еретиков.
Гриша Фершел. С хуя ли католики еретики, мудень ты ржавый?
Отец Мишка. А что, мы или кто?
Гриша Фершел. Вы первые. Позор ты православного и католического духовенства, пока ещё не протестанского, но скоро будешь. Так что тебе надо ислам принять и уехать в Саудовскую Эфиопию, там себя так веди, мигом так огребёшь. На хую галопом и до китая раком будешь с утра до ночи, а ночью сожрут заживо.
От Мишка. Ладно, у нас тоже могут быть недостатки, присущие как их там, ну этих… А, людям.
Илюша. А ты уже не люди, смотрю.
Отец Мишка. А не ты ли ко мне подходил, когда с головой проблемы начались, спрашивал, может бесы? Ты в своём этом институте что делал? Чертей гонял да хуйню писал про любовь. А потом тебя все эти любови нахуй послали, а любви сам сказал, что нет. Свои убеждения сменил – по еблу получил.
Настя. Да, я помню этот институт, в основном мрази и графоманы. Вот например ты Илюша, дурак, наркоман, графоман и клинический идиот. Вот тебя шиза твоя и накрыла.
Илюша. А кто меня поил? Не ты? Мы же весь первый мой курс с тобой жрали, я же у тебя жил, меня с общаги выгнали осенью.
Ксюша. Не осенью, а первого сентября, когда ты охранника Цербера рашпилем огулял.
Илюша. Мне до сих пор стыдно.
Настя. А потом у меня что творил, лежал в ванной весь как говно, Настенька, сходи за водкой… А потом мне губу разбил, до сих пор вон шрам. И я тебя терпела, козла.
Ксюша. А у меня постоянно, Ксюшенька, дай денег, вечно без копейки, пьёшь на халяву, гений поэт хуев. Так что ты тоже не пизди. А поэзия вся твоя говно, смесь Летова с хуйнёй подростковой, уж бы не писал вообще, лучше бы было.
Илюша. Тебе же нравилось, сука ты поганая!
Ксюша. Чего там нравиться может?
Отец Мишка. Зато мы все тут дружим. Если мы плохие, что тогда мы все вместе? Давно бы разбежались. А просто плохие к плохим тянуться, а хорошие их гонят.
Гриша Фершел. (открыв один глаз) Вот я и вижу, ты весь с хорошими.
Отец Мишка. А ты на себя посмотри, медицина ёбаная, я тебя трезвым не видел, морда страшная, зубов нет, ещё к детям такой ездил. А потом у себя на подстанции винт варили в ковше, забыл? Гиппократ. Да человек умирать будет, а ты за бутылкой побежишь.
Гриша Фершел. Я те щас реально въебу.
Отец Мишка. Да ты руку не поднимешь физически, но морально уже занёс. (Отец Мишка встаёт, кладёт руку на голову Фершела и вдавливает того в кресло. Гриша втекает в раздолбанную спинку как сопля.)
Гриша Фершел. Отец Мишка, я те ща реально ёбну.

Отец Втирает Фершела ещё глубже, Гришина башка как амортизатор. Так он и стоит дальше. Гриша бухтит что-то про протестантов и англикан, потом вырубается. Андрюша засылается ещё за водкой на всякий случай, Ксюша идёт смотреть собачку, может ожила.

Ксюша. А нам не стыдно постоянно Андрюху гонять?
Настя. Стыдно.
Илюша. Нет.
Ксюша. А вот что ты сам не сбегал?
Илюша. Потому, что он дебил, я его в Москву привёз, поселил к тебе на дачу, он там клея нанюхался и залез в собачью будку. Потом, он самый молодой и пьёт на халяву, Отца засылать – это час минимум, он ещё кого-нибудь благословит там в таком виде, Гриша спит, Настя не пойдёт, ты сама тоже. А Андрюша – это безопасно.
Ксюша. Собачка не ожила, вот тварь.
Отец Мишка. Ща я её отпевать пойду (отпускает Гришину голову, Фельдшер тут же вскакивает, даёт в табло Отцу Мишке и валится обратно как убитый) Отца Мишку оттаскивают все, кроме собаки, но Грише достаётся пару раз. У отца кровь, он идёт в ванную, выходит, кровь всё равно течёт. Он выливает остатки водки со словами: мне штрафная.

Те же и Самойлова

Самойлова заходит с сумкой и трёхлитровой банкой помидоров. Все радуются помидорам и Наташе. Наташа трезвая. Ну это значит, что в ней граммов 500, не больше.

Наташа. Кто Отцу-то навалял уже? Отец Мишка показывает пальцом на Гришу и с обидой говорит: Пидор.
Наташа. Ну вы даёте тут без меня! Я реально задолбалась ехать, пробки! Часа четыре в Гене Зайцеве проторчала, ненавижу его.
Илюша. Зато с ним дёшево, бесплатно, у тя же Батя в АТП работает, езди с Бамбулой.
Наташа. Сегодня не его смена. Налейте что-нибудь уже.
Ксюша. Вон отец всё допил. Ты зачем эти помидоры притащила?
Наташа. Гена всучил. Он на огороде своём вырабатывает. Всем свои помидоры уже наверное раздал.
Илюша. Помидоры ещё ладно, он всем, кто с ним бесплатно едет, там кресло маленькое такое у двери, а автобусы битком. Вот от Владимира до Москвы свои стихи читает идиотские. Вот например: «Ехал с Покрова, не пойму где дрова».
Наташа. Ага, «До Болдина доехал, считай уже приехал», «Показался Покров – готовьтесь в сортир», «Поворот На Ставрово,а вам уже херово», «Балашиху не зевай, мешки вынимай».
Илюша. Мы наизусть уже знаем. «У Бамбулы есть Икарус у него на жопе парус», «Винни-Пух на Вольве едет- никуда он не приедет». (Это папа Наташи).
Наташа. «Колька слесарь идиот у него болит живот», «Ехал ночью в Петушках – развалился задний мост». У него весь автобус на проволоке и изоленте, постоянно что-то отваливается, дребезжит, колёса наверное и то на проволоке, зимой едешь, холод собачий.

Входит Андрюша, все оживляются и смеются, естественно наливают. Андрюша садится на пол. Самойлова заняла его место и пьёт. Андрюше протягивают на пол. Отец Мишка жрёт помидор.

Наташа. Ну так вот, с ним ездить реально страшно, ещё приходится часто на торпеде сидеть, мест нет. А Бамбула, илюшин дядя, вообще бухой вечно, хотя автобус новее. Отец Мишка. Натаха, и сколько тебе мотаться ещё так?
Наташа. Ещё год.
Илюша. Нахрен тебе эта театралка, прыгать в сериалах про ментов?
Наташа. я в театр хочу.
Отец Мишка. Да в какой тебя театр возьмут? В балаган какой если! Ты же весь зал перегаром задушишь, если только театр СС, жидов уничтожать.
Наташа. Иди нахуй, сам балаган из церкви устроишь. Я в Голливуд поеду.
Ксюша. Вперёд ногами. Ты бензин даже пила для зажигалок. Зачем?

Просыпается Гриша, просит выпить.

Наташа. На себя посмотри, с тобой и пила!
Ксюша. Так ты у меня живёшь, тебя из общаги за пьянку вышибли.
Наташа. Да у тебя тут жить невозможно, бардак и свинарник.
Настя. Ты и у меня жила и сама такой там срач развела, что я месяц убиралась.
Илюша. Самойлова, ты же как лошадь пьёшь с 13 лет, я тебя всю жизнь знаю, ты сдохнешь через год.
Гриша Фершел. Натаха, а мы тут поминки устроили по собачке, кстати, а не просто так сидим, собачка умерла. Воняет так не от нас.
Натаха. Ого, я смотрю, что у вас там что-то валяется и воняет, я думала, что Отец Мишка, а он тут помидоры жрёт.

Ксюша опять лезет в пакетик, Прохорова и Гриша оживляются, Самойлова опять лезет к выпивке. Начинается запоганивание. И свинство. Отец Мишка падает головой на банку, разбивает её, и голову и банку, помидоры рассыпаются по полу. Последнее, что он кричит уже в остатки банки «Андрюха, сходи за водкой.» Андрюша уже сам никакой, но идёт стрелять деньги. Ксюша, Настя и Гриша волокутся в ванную. Илюша внезапно встаёт, подходит к Наташе берёт её за руку.
Диалог Илюши и Наташи, свет приглушён, тёплый. Илюша и Наташа стоят, держатся за руки.

Илюша. Наташа, помнишь как мы с тобой в детстве кошек гладить ходили по городу?
Наташа. А помнишь ходили рябину собирать на Суздальский поворот?
Илюша. А помнишь как мы сидели в кабине того Вольво и я сказал тебе, что фары того Вольво похожи на твои глаза, а ты спросила, что такие же квадратные, а я ответил, нет, такие же грустные.
Наташа. А помнишь я у Гены спёрла из автобуса табличку Владимир-Москва, а Гена потом по всему владимирскому автовокзалу пассажиров собирал?
Илюша. Натаха, почему мы превратились в свиней, почему мы с тобой в детстве мечтали обо всём на свете, а теперь только пьём и готовимся умирать, откуда это непомерное, необъяснимое свинство? Мы были такими и раньше? Просто эта гадость из нас не умела вылезти?
Наташа. Не знаю.
Илюша обнимает её за голову и целует в макушку.
Наташа. А мне мама так делала в детстве, когда провожала в школу.
Илюша. Я помню. Тогда было ли это свинство в нас?
Наташа. Помнишь на рыбалку ездили?
Илюша. Я леску запутал и наврал деду, что удочку у меня украли.
Наташа. наверное мы уже никогда не станем такими? Мы не люди, мы даже не свиньи, мы просто гадость. И мы сколько угодно можем оправдывать себя. Но мы гадость. Гадость. Илюша. Мы были очень чисты с тобой. Теперь мы не люди и ни одна церковь нас не спасёт. Почему так случилось?
Наташа. Не знаю.

Свет нормальный, входят Гриша, Ксюша и Настя. Настя что-то бормочет, Гриша не говорит, Ксюшу волокут и сажают на стул. Гриша и Настя смотрят друг на друга, Появляется Андрюша с пивом и вакханалия продолжается. У Илюши и Наташи уже никакого просветления. Пьют. Ксюша не шевелится и не говорит, Настя тычет в неё через голову Отца Мишки в остатках помидоров. Ксюша не дышит. Настя кричит ей – эй, чума болотная, давай башку поднимай. Гриша еле волоча ноги подходит к ней, трогает пульс, говорит, пульс есть, вроде не передознулась. Берёт её на руки и несёт на кровать, шатается. Ксюша висит соплёй, Гриша поскальзывается на помидорах и роняет Ксюшу. Ксюша падает и разбивает голову, Гриша, матюкаясь, пытается привстать, но опять падает. Снова встаёт, склоняется над Ксюшей и осатанело кричит: «Дифибрилятор, Адреналин!». Илюша на ватных ногах пытается подняться, тоже падает. Наташа встаёт сама, Настя не понимает, что происходит. Гриша говорит, что скорую надо, она, говорит, умерла. Всем как-то не особо это интересно, будят отца Мишку, выволакивают его из за стола, Андрюша пытается поднять Настю. Гриша кричит, что сейчас менты приедут, надо сообщать и звонить, только у него телефона нет. Илюша с Наташей выбегают из квартиры. Гриша с Настей просят Андрюшу позвонить в ментовку и в скорую. Он отвечает, что у него нет телефона. Отец Мишка кричит: «Ну Андрюха, придумай что нибудь! Надо сваливать!» Все выходят. Андрюша сидит между мёртвой собакой и мертвой Ксюшей.

Занавес.