Яна ЮзвакЛЕТОПИСЬ ГОРОДА ХАРА Пять к одному, один к пяти,
Город этот красив и опасен, ибо его обитатели знают о сновидениях больше, чем о сне и отдыхе. В этом Городе давно уже не было ночи, а дни здесь проводят так, что некогда смотреть на солнце. Так что оно, столько тысячелетий освещавшее людям плоды их труда, и оттого изрядно поистрепавшись, теперь доводит нас до психопатий всех цветов радуги и «беспрерывного суицида». Ярило, ярило, додай малютке в рыло! Малютка бледненький, малютка рыхленький. Отлупи его по щёчкам, высеки по локоточкам. Я хоть матерь его, да ты батя его. Ярило, ярило всю рожицу спалило. Так пели наши предки, и волосы их окрашивались в солому, и очи от постоянного глядения в небо голубели. Обратите внимание: нынче каста светловолосых от природы людей – большая редкость, и остальной мир уничижительно называет их альбиносами, но этот же самый мир в лице своих искусственных героев и героинь усиленно стремится походить на них. Малышка Мэрилин Монро, старая развратница Мадонна, изысканная Катрин Денёв, искусница Памэлла Андерсон, не виноватая ни в чём Светлана Светличная, изобретатель советской машины времени Шурик, тибетец Брэд Питт. А наша тётя Зина из овощного отдела «Чё надо?», 7-я улица Текстильщиков?! О, волшебный гидроперид, скольких женщин приблизил ты к их идеалу, сколько рьяных рыцарей взяли след добычи, только на секунду учуяв твой незабываемый аммиачный запах! Даже негры, говорят, рождаются белокожими и светловолосыми – так, по крайней мере, утверждают их матери, прогоревшие на солнце до состояния отшлифованной головешки. Увы и ах, в нашем Городе любой белорус от нехватки солнца становится похожим на негра, а негр студент, по зиме, – на донецкого шахтёра, прям-таки одно лицо, особенно если шахтёру в драке нос по рылу размазали и по губам за плохое слово больно надавали. Нет предела тьме, но даже слабый свет, которым живо человеческое сердце, застит её бесконечно. Все помнят страшные времена столичных терактов: подземка полыхала красным от огня и крови, а сверху было солоно от наших слёз и больно, потому что мы, оставшиеся в живых, всё ещё умели горевать о том, что от нас безвозвратно уходило. О тех, кто умирал навсегда. Но ещё выше, в тугой кирпичной башне, почти что в облаках, жил да был Светлый Витязь, у которого за всё время существования Города накопилось к нам – его подданным – вопросов больше, чем у нас к нему, – а это верный признак приближения эры тьмы. Ведь не бывает так, что все воины говном перемазаны и воняют, а витязи вроде как в шоколадной глазури плещутся и сладенькие. Нет, витязи тоже страдают, причём даже больше нашего брата, потому что нас, служивых, много, а Он один. Светлый Витязь, что ж ты вьёшься над моею головой-ой-ой… Ой-ой, мам, гляди, какие чёрные! Где? Да вон – на рельсах! Негры, чо ль? Какие негры? Монахи? Женщица, вы в своём уме, какие монахи в этом месте в это время? А я говорю: монахи! Подвиньтесь, подвиньтесь, я инвалид седьмой группы. Не бывает такой инвалидности! А вы что – считали? Или не видите: на мне живого места нет! Тише-тише… Ну, вот и приехали. Гос-с-с-поди! Почему поезд остановился? Граждане, чего это поезд остановился?! У машиниста спроси – мы-то тут причём! Граждане, родненькие, чего это поезд остановился? Господи помилуй, да не толкайте вы его, не видите – плохо человеку. Граждане, родненькие… Обычное дело в наших краях – клаустрофобия, страх замкнутого пространства. Не умничай. Дайте же ему валидол под язык. Родненькие… Не поможет. Машинист! Поехали! Тут человеку худо! Чёрт, кнопка вызова не фурычит. Гос-с-с-поди, да он весь поседел от ужаса. Родненькие, поехали, а?.. Ой, мам, гляди, какие чёрные! Монахи... Господа, да ведь это монахи!!! Что монахи делают в тоннеле, скажите на милость? Понятное дело – молятся. Но почему здесь, в метро, на перегоне? А почему бы и нет? Не в небе же им молиться, в конце концов. Дыши-дыши, милый, сейчас поедем. Лица-то чёрные какие! А ты поживи под землёй… Смотрите, а у них тут кельи. Гы, и монашки. Перестаньте, молодой человек. А мне всё равно, гы, я атеист. Что ж вы тогда тут делаете? Гы, в каком смысле? Родненькие, поехали… Пожалуйста!!! Пожалуйста!!! Пожалуйста!!! Уважаемые пассажиры, с вами говорит машинист поезда, просьба не беспокоиться, поезд отправится по завершении молитвы, Отче наш, ежи еси на небесех, да святится… Читай, гадёныш. Гы! Читай, говорю, тут люди погибли. Когда? Да будет воля твоя… Читай без разговоров. От моей молитвы, гы, они не оживут. От твоей молитвы ты оживёшь, милый. Гы, а если я атеист? Ничего страшного, милый, ничего страшного. И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго, аминь. Аминь, гы. Тише-тише… Мам, почему все молчат? А что тут скажешь, малыш? Ох… Ну, вот. Слава Богу, поехали. Родненькие, наконец-то… Да не толкайтесь вы. Сидите спокойно, мужчина, нагнали на нас панику своей калиострофобией. Родненькие, выпустите! А вы что, товарищ, – лучше других? Хуже, хуже, родненькие, выпустите меня, пожалуйста!!! Разорался тут. А что за монахи у нас в метро появились – никто не знает? Гы, и монашки. Все помнят страшные времена столичных терактов, когда подземка полыхала красным от огня и крови, а сверху было солоно от наших слёз и больно, потому что мы, оставшиеся в живых, тогда ещё умели горевать о том, что от нас безвозвратно уходило. О тех, кто умирал навсегда. Но ещё выше, в тугой кирпичной башне, почти что в облаках, жил поживал Светлый Витязь, у которого за всё время существования Города накопилось к нам вопросов больше, чем у нас к нему, – а это верный признак приближения эры тьмы. Ведь не бывает так, что все воины говном перемазаны и воняют, а витязи вроде как в шоколадной глазури плещутся и сладенькие. Нет, витязи тоже страдают, причём даже больше нашего брата, потому что нас, служивых, много, а Он один. Светлый Витязь. И решил Он тогда, что не справиться ему с нами, не сладить с нашей оторопью перед самими собою, с нашим памятозлобием, с нашей нелюбовью к солнцу, с нашими бесконечными ролями в этом Городе, и плохо Ему стало. И плакал Он сорок дней – Город умирал от ураганов, и смеялся он сорок ночей – Город оживал от вёдра, – пока, наконец, не созвал Светлый Витязь монахов и монахинь и не приказал им отныне обретаться в нашем подземелье, здесь, в перегонах скорби, где когда-то погибали люди, а поезда, точно игрушечные, превращались в конструктор, который никогда больше не собрать. Вот откуда эти люди с чёрными лицами и в чёрных облачениях. «Ибо нет предела тьме, но даже слабый свет, которым живо человеческое сердце, занятое молитвой, застит её бесконечно», – сказал Светлый Витязь да отпустил своих подданных. И волосы наши цвели соломенным цветом, а очи от постоянного глядения в небо голубели. Записано собственноручно свидетелем, не пожелавшим оставить своё имя, 2012 г. Второй историк: Во всех туристических справочниках наш Город значится как город гражданского счастья, успеха и финансового благополучия. Ещё бы! Наше Правительство столь упорно проводило политику сотворения экономического рая, так настойчиво повышало цены на продукты, на проезд и на жильё, что более или менее состоятельные жители довольно скоро скатились до уровня бедняков и покидали Город в поисках более дешёвого гражданского счастья и более скромного финансового благополучия – где-нибудь в тёплых краях соседнего государства. А те, кто всё-таки решался остаться в родной обители, теряли всё то немногое, что у них было, и, как правило, становились кем-то наподобие диких животных в нашем городском зоопарке. Содержание этой человекообразной живности стоило городу целые состояния и, если какой-нибудь городей решался взять под свою опеку парочку так называемых бомжей – специально выванивал для них одежду, мотался в отдалённые бантустаны Восточной Сибири за спиртовыми настойками, вызывающими чудовищную интоксикацию, звучащую на сленге как «похмелье», – то престиж такого городея в глазах общества вырастал непомерно. За всю свою многовековую историю наши городские власти научились эффективно и эффектно подавлять восстания возмущенцев любого тематического калибра, так что революция как ход конём уже давно не канала. К тому же выступать уже было некому. В начале года мы торжественно похоронили последнего ветерана Великой Материнской бойни. Похоронили со всеми приличествующими подобным событиям почестями, а не просто утилизировали. Ветерану было 300 лет и, на удивление, он неплохо выглядел в гробу с вензельной надписью «Братья Стерлиговы». Культурологичка Ева Адамова объяснила нам недавно, что Стерлиговы – древний клан российских гробовщиков и их фамилия не имеет ничего общего с их родом деятельности. В самом конце прозвучал похоронный марш Шопена в исполнении виртуального ди-джея Бритаса, кремлёвские солдаты «встали в ружьё» и бабахнули из гранатомётов типа «овод», а в небо по приказанию Светлого Витязя пустили две электрические молнии в виде серпа и молота – наш вечно молодой главнокомандующий всегда неровно дышал к прошедшим эпохам. Он произнёс надгробную речь старинным сентиментальным слогом, пустил луковую слезу и неожиданно удалился под облака в тугую кирпичную башню. Говорят, он там молился. Но кому? С исчезновением Светлого Витязя в Городе появились кой-какие проблемы, главным образом экологические. Дело в том, что Новый Арбат давно уже стал средоточием грязи и вони, генерируемых в специальных лабораториях для того, чтобы человекообразная живность (по-старому «бомжи») ощущала себя в естественной среде обитания. В целом, благодаря нашим учёным химикам, новоарбатская грязь стерильна, а вонь имеет своим источником неорганические соединения и потому не имеет ничего общего с канализационными нечистотами и пищевыми отходами, к которым когда-то питали слабость древние бомжи. Я так понимаю, что современные бомжи – прямые потомки древних бомжей, но потомки не значит последователи. Теперь это была скорее каста, но отнюдь не состояние счёта и тем более не состояние души. Более того, самые продвинутые городеи отдавали своих детей в бомжи, чтобы те «прошли школу жизни». А раз в пятьдесят лет Городской Собор назначал бомжами особо успешных политиков. Их задачей было сохранить традиции бомжей в первозданном виде. В данный момент исполняющим обязанности Хранителя традиций был городей Кружков, в прошлом Министр утренних тел. Вся кремлёвская стена была увешана рекламой с бомжовской тематикой: «Бомж – это престижно», «Кто пойдёт за бомжем?», а на плакате, который изображал завшивленную бомжиху, оргаистически поедающую тухлую тушку петуха, было написано «Бомж, ты этого заслуживаешь!» Кстати, механических вшей – белых кусачих мушек размером с паспортный микрочип – поставлял на Новый Арбат ещё мой так называемый «дед», теперь этим занимается мой так называемый «коллега», но, судя по всему, недолго ему осталось. В прошлом семестре я штудировала Интернет-портал «Старый град» и с удивлением обнаружила, что два с лишним столетия назад рядом с Новым существовал Старый Арбат и, как писали современники, «то был настоящий бомжатник». (Вот бы туда попасть!) В добавок, Старый Арбат являл собою улицу и для меня, будущего культуролога, это было настоящей находкой. Дело в том, что за ненадобностью наземного транспорта в нашем Городе осталась только одна улица, и та закрыта для обычных городеев – это Новый Арбат. В отличие от наших предков, по земле мы фактически не перемещаемся. Основным городским транспортом у нас стали вертолёты, а на месте тех самых достопримечательных улиц выросли небоскрёбы с вертолётными площадками на крышах. Однако Новый Арбат – это особая история. По всей длине улицы стоят трейлеры, на которых в своё время перевозили грузы из одного города в другой, из одной страны в другую, а подчас с одного континента на другой посредством парома. После того, как Город стал закрытым, надобность в грузовом транспорте отпала, мы всё получаем по пневматической почте, делая заказы через Интернет. Быстро и надёжно. А тогда штурман трейлера мог заснуть за рулём и – прощай, чистая жопа! – целый город оставался без туалетной бумаги в течение трёх-пяти дней. Самое удивительное: туалетную бумагу делали из древесины, невзирая на занозы, а жители ближнего Подгородья пользовались после отправления естественных надобностей свинцовой газетой, от которой на жопе оставались чёрные разводы вроде теперешних штрих-кодов на упаковках с продуктами. Я тщательно изучила этот вопрос и пришла к выводу, что наши предки обладали поистине божественным иммунитетом, если яды и занозы их задницам были нипочём. Впрочем, я отвлеклась. По данным журнала «Бомжур», бомжи – единственные люди в Городе, кто ходит по земле пешком, то есть на своих двух. Где они этим занимаются, не ясно, ибо весь Новый Арбат таков, что здесь, как говорили в старину, ни пройти ни проехать. Улица сплошь заставлена трейлерами. В одном трейлере бомжи принимают пищу, в другом – дурманящие вещества (вышедшие из употребления наркотики – никотин, канабиол, опиум, веселящий газ), в третьем трейлере бесстыдники занимаются сексом, в четвёртом рожают детей и утилизируют своих мёртвых товарищей, а в пятом… С недавних пор бомжи почувствовали себя натурально грязными и потребовали у городских властей пятый трейлер – с хлорированной водой, дабы с её помощью очищать свои тела в душевых кабинах. Научная общественность была возмущена: грязь «Новоарбатская», разработанная нашими химиками, позволяла бомжам выглядеть чумазыми и при этом оставаться чистыми; бомжи в душевых кабинах больше плескались и баловались, точно детёныши сухумских обезьян… К тому же, с этими их тряпичными полотенцами был велик риск появления старых инфекций, штаммы которых, безусловно, сохранились в нашем Музее бактериологических искусств, но секреты лечения старинных болезней... Все секреты давным-давно вывезли бедняки, покидая Город в поисках более дешёвого гражданского счастья и более скромного финансового благополучия – где-нибудь в тёплых краях соседнего государства. * Десять месяцев назад бомжи захватили вертолёт с высокопоставленными туристами, они раздели важных людей донага, усадили в инвалидные коляски, на которых век назад они христарадничали, и выкатили их за пределы своего Бомжатника. Затем бомжи количеством двенадцать человек сели в посольский вертолёт и дали над Городом два круга, разбрасывая листовки со словами «Даёшь органику!» Самое примечательное – то, что призыв был написан неприятно пахнущим составом. Когда наши химики из Городской Кремлёвской Лаборатории изучили этот состав, они пришли к выводу, что бомжи пользовались испражнениями, которые получаются в результате употребления мясной пищи. Откуда у бомжей взялось мясо, ведь все давно перешли на генетически модифицированный корм с широким ассортиментом вкусов и запахов, идентичных натуральным? В журнале «Бомжур» вышла сенсационная статья, в которой автор высказал предположение, что бомжи убили назначенного Городским Собором политика и съели его. И действительно, отчётов о жизни Новоарбатского Бомжатника от почётного городея Хранителя традиций Кружкова не поступало на протяжение двух месяцев. «К тому же, – продолжает автор статьи, – в районе Нового Арбата зафиксированы случаи изнасилования городеев женского пола. Изнасилование производилось посредством гениталий! Спустя семь месяцев каждая из изнасилованных женщиц родила по одному бомжонку – реально грязному, вонючему и волосатому. Первое, что делает такой бомжонок, появившись на свет устаревшим способом через тело женщицы, а не из пробирки, он тянется к тому месту, где раньше у неё была грудь. Любопытно, что и у женщиц из отсутствующих грудей течёт так называемое молоко – вязкая жидкость органического происхождения. Этой жидкостью и питаются бомжатки в первые месяцы жизни». Вскоре после этих страшных событий дворнеры, утилизирующие отбомжатный мусор, обнаружили в нём крыс. Нет, это, конечно, были не те крысы, которых мы привыкли видеть в учебниках по древней биологии, современные были гораздо меньше и глупее, рассеяннее и добрее. Эдакие довольные жизнью крыски, но они переносили на своих лапках всякую заразу – как говорится, медленно, но верно. С крысами появились и мухи размером с добрый вертолёт, а Светлый Витязь так и не объявлял в Городе чрезвычайное положение, так и сидел в своей тугой кирпичной башне под самыми облаками. Вполне возможно, что он взбунтовался против самого себя; по крайней мере, это неудивительно, ведь ему недавно исполнилось 42 года (по новому стилю), а это вполне подходящий для внутренних противоречий возраст. Но хорошо ли это для истории? Кстати, многие из городских дворнеров по непонятным причинам переметнулись к бомжам на территорию Нового Арбата, что их там привлекало, остаётся загадкой. Может, это было банальным зовом крови. Социальными предками наших дворнеров были настоящие дворники, знающие толк в грязи и мусоре, натуральные профессионалы, тонко разбирающиеся во всём многообразии отходов человечества. Позавчера городские власти всё-таки приняли решение возвести по всему периметру Новоарбатского Бомжатника блок-стену и через каждые два метра поставили голографические стенды предостерегающего содержания: «Аварийная зона!», «Осторожно!», «Токсично!». Кто-то из бомжей нацарапал на блок-стене антиобщественные частушки:
или
или
или совсем загадочное
И всё в таком духе. Авторство этих двусложий не установлено, план «Перехват» результатов не дал. А экология района, прилегающего к Новому Арбату, продолжала падать в своих показателях. Сказать, что бомжи страдали от старых заболеваний, таких как сифилис, гонорея, грипп, подагра, мигрень, было бы абсолютной ложью. Они скорее радовались этим ностальгическим недомоганиям, а потому быстро выздоравливали, покайфовав вдосталь. Это скорее походило на природную медитацию. Они праздновали жизнь в своём теле – в любом её виде. В отличие от бомжей современные городеи занимаются медитацией прогрессивной, которая на языке научной мудрости звучит как «умственно-технологическое центрирование». В поисках истины бомжи теряют ум, а мы, городеи, приобретаем его. В поисках истины они похитили из Дендрологического музея окаменелый жёлудь Дуба Болотного и при помощи усиленного желания в семь дней вырастили разлапистое дерево, верхушка которого совершенно наглым образом торчала из-за блок-стены, развращая работников бизнес-центров. Бомжи назвали дерево священным и целыми ночами водили вокруг него хороводы, мешая честным городеям зарабатывать себе на смерть. Мы же, пользуясь достижениями научно-технического прогресса, природные деревья уничтожили, а на их месте установили их голографические подобия – более совершенные, светящиеся в ночи, виртуально плодоносящие круглый год. А посреди Классной площади пятилетку назад голографы установили Денежное Древо – любимое сооружение Светлого Витязя и единственно зелёное, фото-зелёное. Остальные деревья в Городе – других колеров. В основном розово-неоновые, но встречаются и жёлто-гологеновые и даже красно-электрические, самая новинка – это невидимо-нейтронные деревья, но установка одного такого дерева стоила Городу полтора миллиарда нолей, и заботливые власти решили оставить эту затею до лучших времён. Мой соумиратель Лапусей Слонопотамов как раз работает корреспондентом в журнале «Бомжур», сегодня, проникнув на территорию Нового Арбата по специальному удостоверению журналиста, он взял внушительное интервью у одного из жителей мятежного Бомжатника. Человека звали Джиппи Моризон, он был волосат, бродат, губаст и глазаст, а хорошо поставленный голос выдавал в нём древнюю и запрещённую у нас профессию менестреля. На руках Джиппи Моризон держал трёх бомжат и уверял, что это его сыновья, не рождённые в семидесятых годах двадцатого столетия. Бомж Джиппи курил папиросу, набитую измельчёнными листьями Дуба Болотного, и от этого у моего Лапусейки сейчас страшнейший зуд на коже, крокодильи слёзы на роже и насморк в три ручья. Но и это не главное. На вопрос корреспондента, почему же бомжи решили создать в цветущем Городе Светлого Витязя своё отдельное закрытое государство, Моризон, бесстыдно ковыряя в носу, ответил: – Мы были бы открытыми изнутри, если бы нас не закрывали снаружи. Ничего себе заява! Когда мы строили экономический рай, эти наглецы предавались разного рода забавам, они даже не заметили, что вместо привычных им улиц появились искуснейшие бизнес-центры с зеркальными стенами и не пропускающими солнечный свет окнами. Спохватились бомжи только тогда, когда из всех улиц в Городе остался только Новый Арбат, туда они все и припёрлись в один прекрасный день, чтобы заявить о своей незамысловатой гражданской позиции. «Хотим жить!» – кричали их картонные плакаты. – Вы хотите жить? – спросил Светлый Витязь, выйдя к возмущенцам из своей тугой кирпичной башни под облаками. – Да! – вопили они истошно, и воздух наполнялся запахом перегара из их зубастых ртов. – И вы не хотите быть гражданско счастливыми, успешными и финансово благополучными? – спрашивал Светлый Витязь? – Нет! – замахали грязными руками бомжи всех времён и народов. «Хотят жить, пусть живут», – сказал наш добрый Светлый Витязь на заседании Городской Умы и единовременно выделил три миллиарда нолей из городской казны, чтобы поддерживать так называемую жизнь Новоарбатского Бомжатника. И после этого менестрель Джиппи Моризон смеет заявлять, что их закрыли снаружи… Неблагодарные звенья общества! К сожалению, статью моего соумирателя «Бомжур» не пропустил. Главный редактор журнала сказала, что подобные интервью стоят порядка 20-30 тысяч нолей, а у них в связи событиями на Новом Арбате катастрофически сократился гонорарный фонд. Бомжи плодились двойнями, тройнями, иногда на свет появлялись сразу пять бомжаток. Эти человекообразные животные размножались усердно и как будто назло всем остальным городеям, большинству из которых не разрешалось рожать детей. Мы плодимся только по указу свыше. А ещё Лапусик рассказал, что женщины бомжей, бомжихи, напоминают древнегреческие статуи: огромные груди размером с русское старинное десятилитровое ведро и широкие чуть квадратные бёдра. Меня как будущего культуролога, подобные вещи не оставляют равнодушной. * Вот уже на протяжение двух лет Городская Ума ведёт безуспешную работу над проектом реформы упрощения – в своё время депутаты Городской Умы предложили переименовать людей в наличествующие в них качества. К примеру, Бетя Вазочкин, работающий на благо своего Города, в соответствии с реформой упрощения, будет называться благораб. Если таких благорабов наберётся больше трёх можно создавать благорабский профсоюз. Коша Гриценко, умеющий работать до потери пульса, станет пульсотёром, а отряд таких пульсотёров можно уже направлять на обучение соответствующим профессиям, требующим от работника безграничной выдержки. Уню Мирнову, Фатьяну Холстую и Ригату Литвинную, своим артистизмом доводящих собственных соумирателей до состояния шока, назовут артишоками, они впоследствии смогут занимать хорошие должности в Министерстве Культа. 50 % депутатов Городской Умы выступили за реформу упрощения, 50 % были против – и только лишь потому, что такие преобразования могут повредить установившемуся градопорядку. Я согласна, что многие городеи до сих пор плохо относятся к любым нововведениям, воспринимают их в штыки, прут на рожон… Но о каком градопорядке может идти здесь речь, когда весь Новый Арбат представляет собой эталон хаоса? Раньше люди жили в домах и работали в поле, или в лесу, или на заводе, или в корпорации Siemes. Потом люди перешли в кондоминимумы. Когда кондоминимумов стало не хватать, государство строило для своих граждан кондомаксимумы. Но это было тогда, когда жизнь всё ещё теплилась в сознании людей. Наши городеи при помощи «умственно-технологического центрирования» так выдрессировали своё сознание, что научились просто не-жить. Во всех туристических справочниках наш Город значится как город счастливой нежити. И действительно: у нас нет домов, чтобы в них жить, у нас нет полей, лесов, заводов, корпорации Siemes, чтобы направляться туда из дома и возвращаться оттуда домой. Мы проводим всё своё время в офисах и иногда в вертолётах, перемещаясь от одного офиса к другому. Мы работаем, работаем, работаем… Спим мы, когда захочется, для этого в стандартных офисах предусмотрены чел-ауты (дословный перевод с социального «человек отсутствующий», не пригодный к исполнению обязанностей). Питаются городеи, когда приспичит, а не тогда, когда так называемый «глава семьи» подзовёт к так называемому «обеденному столу». Мы работаем и готовимся к смерти. В отличие от нас бомжи не работали никогда – ни тысячу лет назад, ни две сотни, ни сейчас. Их называли бездельниками, тунеядцами, лентяями, Иванушками-дурачками, незнайками, нехочухами; их вешали, сажали в тюрьмы, высылали за 101-й километр, отлучали от Церкви и от семьи, но от этого их работоспособность не повышалась, а как раз наоборот, они продолжали плодиться и плодить психологические болезни лени, наслаждения, блаженства, сиюминутности, поэзии, пения, циркачества и прочих радостей жизни. В конце концов, они совершенно разучились думать о завтрашнем дне, перестали помнить о смерти, они совсем отбились от рук и ходили своими двумя по земле, околачивая груши. Смерть их оказывалась уродлива и в лучшем случае театральна. Как правило, то были несчастные происшествия, насильственная смерть, смерть при жизни, называемая древними врачами «кома». Они умирали от СПИДа, рака, от чумы, как ни в чём не бывало, как будто так и надо умирать. Они жили в болезнях и умирали в болезнях. Они так беззаботно проводили время, что им даже не стыдно было кричать в своих страданиях, плакать, истекая слезами и жалобами на собственную жизнь. Они накапливали энергию в своих животах и изливали её на весь мир через половые органы, через ротовые отверстия, через гнев и любовь, через сочувствие и зависть. Они совсем ничего не знали о точке хара, они сделали вид, что её просто-напросто не существует, а с исчезновением великой японской цивилизации они как с цепи сорвались. Изобрели эликсир бессмертия и жили по 100-300 лет, отягощая землю отходами жизнедеятельности, и всё равно умирали уродливо. В горах они пили кисломолочный нектар – им завидовали и называли долгожителями. В Новом Свете они мазали свои тела и лица омолаживающими кремами, вставляли зубы из материала, который обычно использовался в изготовлении столовой посуды. Они верили в то, что Бог – это жизнь, только жизнь. Смерти они боялись, они её презирали. Они не встречали смерть дикими танцами и драконьим пением, нет! Они предпочли провожать жизнь унылым плачем и непримиримой злостью. Японцев на них не было! Японцы, открывшие священную точку хара, что ниже пупка на шесть сантиметров и почти параллельна внутренним органам воспроизведения, знали больше обычных бездельников, лентяев вульгарис. Они знали что Бог – это и жизнь, и смерть. Это день и ночь. Это любовь и зависть. Это юность и старость. И к тому, и к другому надо быть готовыми. Японская цивилизация ушла красиво: однажды, не желая покидать свою родную страну, каждый житель Японии выпустил себя через точку хара при помощи нефритового ножа, и только потом острова накрыла громадная океаническая волна. Незадолго до этого события, называемого современными историками Великим Хара-Кири, Японские острова посетил предместник нашего Светлого Витязя почтеннейший Князь Сурьмы. Он встретился там с весёлыми монахами, последователями дзэн-буддизма, и они передали Князю Сурьмы трактат об искусстве умирать. – Научи своих людей умирать, – напутствовал князя лысый Кхи-Чунь, – научи их ценить старость, и тогда их молодость не будет в тягость. Научи их любить смерть, любить запредельно, и тогда они будут жить полно, жить предельно, жить здесь и сейчас. Когда предместник Светлого Витязя почтеннейший Князь Сурьмы долетел до Города, Японии уже не было на карте мира. Так к нам попали сведения о точке хара, так мы стали не-житью, так мы научились пребывать в блаженном ожидании смерти. * Я закончила свой доклад, и культурологичка Ева Адамова похвалила меня. Ах, священная хара, она похвалила меня, а это было строжайше запрещено уставом Городского Университета. Это во-первых. Во-вторых, она похвалила меня при всех студентах, сидящих в аудитории и от моего рассказа покачивающихся в предельном трансе, – это уже было оскорблением, нанесенным как мне, так и моим товарищам и товаркам. Более того, Ева Адамова передала мне по секрету телепатически, что я – её любимая ученица. Хара-хара, придётся, сообщить об этом в ректорат – любимых быть не должно, это антиобщественно и нефункционально, это, в конце концов, слишком жизненно, а следовательно, противозаконно. Так или иначе, нашу культурологичку не увольняли только потому, что некуда её было увольнять. Она была городеем одной функции, человеком одной ноты, как говорят бомжи. Она занималась культурологией всю свою сознательную… Тьфу ты, священная хара! Что касается меня, то я поступила на культурологический курс уже после того как закончила три других профессиональных курса: курс сотворения экономического рая в условиях политического ада, курс эффективного подсчёта нолей и курс семейного счастья в преддверии смерти одного из соумирателей. И только потом я решила заняться культурологией – от скуки и из любопытства. В общем, я универсал и в работе не пропаду. Но Ева Адамова – совсем тяжёлый случай. Такие вымерли ещё в прошлом веке естественной смертью. Лично мне непонятно, почему университетская профессура держит такого преподавателя, тут должна быть какая-то веская причина, оправдание, повод. Неужели они не видят, что Ева Адамова даже выглядит сильно моложе своего возраста, а как она себя чувствует? Мне вот двадцать, Ева Адамова выглядит в два раза старше, но, священная хара, ей сто восемьдесят лет! Это официальные данные. Подозреваю, что на самом деле ей все… Её волосы седеют, когда она рассказывает о Городе периода XX-го и начала XXI-го столетий, правда потом она берёт себя в руки, и волосы снова приобретают естественный сиреневый пигмент. В забытьи она может бесстыдно пустить слезу или, наоборот, животно загоготать. Говорят, у неё был настоящий муж, что первого ребёнка она родила в сто лет, а последний, сын, сейчас занимает высочайший пост в эшелонах власти. Может, он и является её прикрытием, хотя у нас нет никаких родственных связей, всё же некоторые городеи время от времени опрометчиво срываются в человекость. За это их в приказном порядке просят самоликвидироваться через точку хара, но, судя по всему, так называемый сын Евы Адамовы слишком высокопоставлен, чтобы его можно было поощрить таким образом (по старому, наказать). Впрочем, что я всё культурологичка, да культурологичка, её хара с ней, а Светлый Витязь не допустит несправедливости в нашем Городе. Сегодня рано утром, по сообщениям информационного агентства ИТАК-ТАЗЗ, Светлый Витязь вышел из своей башни весь в слезах, городеи приветствовали его тихим смехом, потому что громкий хохот у нас разрешён только тогда, когда человек умирает. Наш дорогой отец сел в вертолёт и прилетел… Куда бы вы думали? Священная хара, да прямо к нам в Городской Университет! По традиции раз в три пятилетки Городской Наместник читает пятичасовую лекцию о смысле смерти. Это было одним из самых выдающихся событий моей... Увы и ах, во время блестящей речи Светлого Витязя я провалилась в глубокую медитацию по поводу престраннейших событий этого дня. Такое со мною случается редко – непредвиденная медитация, обычно я сознательно вхожу в транс, но тем не менее… Сегодня утром, когда я в первом офисе заканчивала составлять баланс годовых нолей и уже собиралась вылететь во второй офис, чтобы, наконец, предаться там танатоцентрированию, ко мне без контрольного сигнала вошёл мой соумиратель Лапусей Слонопотамов. Он был в каких-то грязных и вонючих отрепьях. Несмотря на это, я поприветствовала его, как обычно, пожелав доброй смерти и тотальной работы. Он совершенно неадекватно воспринял мои слова. Сначала он спросил: «Неужели я ничего не замечаю за своей работой?» А когда я вместо ответа нежно улыбнулась ему произнесла наше семейное «ути-жути», он вдруг стал молотить рваными ботинками по моим офисным отполированные стенам из китайгородского пенопласта, стал ломать электронные карандаши с сухаревскими датчиками. И, о священная хара, он заговорил со мною новоарбатским тоном. Мой прекрасный соумиратель Лапусей Слонопотамов, талантливый гений «Бомжура», опытный работник в сфере семейных услуг, мой милый Лапусик сказал мне, что он влюбился. И, священнейшая харища, он влюбился в самку бомжа! Её зовут Натали Тушкина, она вдова (ох уж эти мне бомжатские родственные связи! Чем они пленили честного городея Слонопотамова?). Муж этой бомжихи в девятнадцатом столетии был великий поэт и не менее великий забияка, он жил в веселье, а умер в страданиях, похоронен в слезах собственной жены и в слезах их семисот общих детей. Ему ничего не было известно о точке хара и он даже не был успешливым городеем. Во время нашего необычного разговора на новоарбатских тонах на поясе Лапусея засигналил могильник, который я подарила ему на Восьмое Смертобря прошлого года, ровно год назад. Антенна могильника была сделана из лучших лубянских подщитников. Так вот, мой Лапусик нажал на могильнике кнопку принятия вызова и произнёс странную фразу: – Любовь моя, я опаздываю, – и нажал кнопку сброса. Это наверно была та самая Натали Тушкина, самка бомжа. Лапусей пристально посмотрел на меня и спросил, не хочу ли я что-нибудь сказать ему напоследок? Я мирно ответила: «Желаю счастливой смерти», – повернулась к Лапусею спиной с тем, чтобы электронным ключом закрыть голографический офисный сейф. Я пожелала ему счастливой смерти, что может быть уместнее в данной ситуации? А он… – Дура! – закричал Лапусей Слонопотамов. – Дура! Дура! Дура! Именно поэтому я ухожу к новоарбатской бомжихе! Сиськи с вёдра, срака с дверь, я люблю её теперь! – стал он петь и танцевать точно на похоронах. – Ты понимаешь? Дурила утилизованная! Я буду с нею жить! Жить – ты слышишь?! Наш Светлый Витязь в кои-то веки читал интереснейшую лекцию, а у меня всё не шло из головы: это «жить, жить, жить…» Мой Лапусик, мой верный соумиратель будет с нею жить. Что ж… Мне теперь не с кем умирать. О, священная хара, откройся! * По сообщениям, информационного агентства ИТАК-ТАЗЗ, Светлый Витязь произнёс в Государственном Университете свою традиционную пятичасовую лекцию о смысле смерти. Во время поистине блестящей лекции нашего Городского Наместника умерли два городея женского пола. Первая – профессор культурологии Ева Адамова. Вторая – лучшая ученица курса культурологии Селена Баловатская. Они познали священную хару во всём её величии и красоте. По этому поводу Светлый Витязь объявил по всему Городу пятидневный праздник, с танцами и песнями, с народными летаниями на зелёных вертолётах. Во время утилизации хара-кирщиц Светлый Витязь расчувствовался по своему обыкновению и признался, что старая была его матерью, а молодая дочерью. Наш наместник испытывает слабость к прошедшим эпохам и их традициям родства. В районе Новоарбатского Бомжатника усилены наряды милиции. Температура городского вакуума в течение пяти дней праздника будет поддерживаться на отметке «НОРМА». Рабочих происшествий нет. Курс городского ноля к новоарбатской единице, а также новоарбатской единицы городскому нолю – соответственно пять к одному, один к пяти, живым отсюда не уйти. Помните об этом и будьте смертельно счастливы! В основном считано с электронного датчика памяти хара-кирщицы Селены Баловатской, 2312 г. ЯЛТА, 30 МАРТА 2007
|