Яна Юзвак

зверЬ Человек

***

Ползёт по стене твоё и моё одиночество –
одно на двоих, тараканья дорожка бестактная,
какой аватар из себя ты не вытравил дочиста,
какая из жизней твоих не завёрнута датами,

коврами узбекскими, греко-лазоревым трауром?..
Над «чёрным тюльпаном» цветёт белобрысое облако.
А ты говоришь: «энергетика», «мистика», «аура»...
Какому из тел твоих холод арктический п? боку?

Горячка, река, как толпа, городское созвездие,
невольно споткнёшься о чью-то судьбу недобитую,
зависим от нано- и техно-, зависим от метео-...
Софитами небо увенчано или молитвами?

Ползи по стене привычной дорожкой сердечника,
на этой неделе весна, перламутрово-зыбкая;
табак с тетивой; и стрелка часов – с наконечником;
смотри не пробей горизонт, соблюдая ошибки.

Усы Мёбиуса

Если б мне только хотелось молчать
я бы родилась на этой земле змеёй,
чья ядовитая мудрость
когда-нибудь – победила бы крысиную
усатую хитрость
или однажды – остановила бы влюблённое сердце
заснувшего в траве змеелова

САФОРИЯ


Сообщение отравлено,
яду мне тащи, Сократ,
перед Богом мы не равные,
олимпийский мой собрат.

Ты языческий и гипсовый,
самоубиенный пан,
я лежу под кипарисами,
налегаю на стакан.

***


Не спи, Парис, тебя не жалко.
Троянский конь, спеши домой,
на твоих пастбищах фиалки
и зверобой.

Елена дрыхнет в катафалке,
пылает Гектор крутизной:
«I am а cowboy! I am so lucky!»
And so, so…

***


подкаблучница Кабуки
гримом мазанная твердь
эти пудряные руки
эта кукольная снедь

пожирательница гнева
потрошительница зла
стопудово королева
чернового ремесла



***


так глубоко ещё никто…
ну, разве что Марэ Кокто


***


любовь-лесбиянка
пьянка-полонянка
сама самарянка
на ниточках кукла
назвалась Янкой
полезай в угол

и не плачь, что тебя рифмуют, с чем попало

***


ничего лишнего
ничего личного
ничего, что могло бы убить, разлучить,
развенчать старый миф о гармонии

море–земля
земля–море
море–земля
земля–море

у тебя сачок
у меня бабочка
но я её, пожалуй, отпущу на волю



***


ты боишься одиночества
мир не перенаселён
как даосское пророчество
ты не волен, но влюблён

и тебя пронзает стрелами
время вдоль и поперек
как с ноги меня огрели бы
жизнь-катушка смерть-каток

будешь спать как одинёшенька
принц на белом на коне
на иконке недоношенной
на груди да на спине

спит святоша спит святоша
мирозданьем переношен
спит святоша спит святоша
спит!

ковыляй солдат с позиции
кроветворный завиток
мир, убитый белым ситцем,
пустоглаз и одинок


спит святоша спит святоша
мирозданьем огорошен
спит святоша спит святоша
спит!



***


на завтрак проще пиво с «Примой»
дрожмя дворянская рука
мой нежный мир непримиримый
рисует тени у виска

и вертит кудри чертит кадры
чертовка-ветер. Я в руках
держу себя, как будто карты,
и оставляю в дураках

***


Человек, когда он пьян – многогранен, как стакан.



***


догнать бы собственное время
уйти в песок
горбатый друг стоит на стрёме
паучья хватка
твой мир из паутины нервен
и невесом
а жертва нужная как дрёма
и как облатка



***


голубая кровь
белая кость
красное рыло

вполне герой своего племени

время тебя не забыло
время тебя не забыло

выманить стрелами

***


левая толчковая
правая ведущая
милые ну что же вы
душу мою душите?



***


…Но лучше б
ты меня
остановила!

вру безбожно – да так что карие глаза
становятся голубые
насадишь их на вилы и спрашиваешь:
где, твою мать, женихи?
какие женихи, мама, я их давно убила
и вместо детей рожаю живые стихи

И лучше б
ты меня
благословила!

***

Как Брокгауз барагозил,
на Ефрона сел верхом:
постигать метаморфозы
интересней, чем закон.

***

– Твой журнал тебя сожрал!
Дошло до того, что друзья
обзывают тебя «коррэктором».
Господи, причём здесь это?
Есть же всё-таки разница
между словами «прорыв» и «провал»!

Черновик

жизнь большая и короткая
жри её со всех сторон // жри её со всем дерьмом
разложи меня/её по ноткам // запивай вином и водкой
если ты ещё влюблён // если ты в неё влюблён

***


по свободе вой-вой
по колоде бей-бей
говорю сама с собой
о тебе



***


отчего отчаянье на губах
почему печалишься мой Пьеро
мы с тобой отчалили в пух и прах
видишь этот пепел и то перо

неприлично личное, говоришь
говорка столичного перебор
бедолаги-мичманы блажь да тишь
на корме не клеится разговор

***


Против лома есть приём –
через Керченский вдвоём:
на пароме против лома
припасён отдельный лом.



***


лови стихию за грудки
или она тебя
какие всё же дураки
начётчики судьбы
когда стихает ураган
разбиться не судьба
моряк, ты был, как сволочь, пьян
когда носил гробы

Вотчина твоего голоса: Фэн-шуйская


Спать головой на север, ногами на юг,
ругать весь Запад, на чём стоит свет,
осязать, как Восток горяч и упруг,
как надёжен друг, которого нет.

Через Интернет – даже с буквы большой
этот бог одиночества, биомассы раб
с эфемерным телом и жёсткой душой –
микрочиповый рай, волоконный ад,

через, как всегда, числовой барьер
(ноль-один – и третьего не дано)
ты, как сука, вверяешь свой экстерьер
электронной Версии один-точка-ноль

мироздания. Ты – пиксел?ванный царь,
титулованный с внешностью электрон, –
головой на север ложишься, как встарь,
под тобою – она, над тобою – Он.

Так давай раскачивай этот мир,
над горами снова скрипит южак,
и Востоком пахнут туман и тмин,
и на Западе солнце – похмельный зрак.

Возвращайся в пещерное естество –
оголённый лик, раскалённый стих.
Эта жизнь – лукавое воровство,
поделённое
на
троих.

Станция с танцами


Ты превращаешься в абстракцию,
твой образ цел и невредим,
танцуют поезда на станции,
а твой ещё не проходил.

– Чего тебе, бродяга дхарменный,
неужто всё равно куда?
– Ищу Кудыкино отчаянно!
– Туда не ходят поезда…



Bissextus-2008


Звуки пока причиняют сильную боль,
баллы морские – больные кристаллики соли,
псина, не вой – нас ведут далеко на убой,
так далеко, что на теле от пыли мозоли,

так высоко, что становится воздухом персть,
пена морская ложится на губы, как приступ,
ангелы, пойте – нельзя в это время не петь,
милый, не кайся – нельзя в это время быть чистым.

Исповедальная даль, глубина-голубица,
голову клонит на дно, на дневную сиесту,
время нещадное спит – баю-баю, убийца, –
и не находит во сне подходящего места.

Быль високосная – сок внутривенный в комочек,
сгусток любви, плотоядной беды концентрат.
Я бы до ручки дошла, но пока лишь до точки
не доведешь ли меня, платонический брат?

Как бы не так, отвечал, обещал златогоры,
манну небесную, Царства Небесного тыл,
только морская вода с леденящим укором
крутит винты корабельные до дурноты.



***


Югославная Кустуричная
неприлично живая плоть
непривычно желанно-уличная
ни прирезать, ни заколоть

эта злость вперемежку с голодом
эй, красава, что впереди?
одолжите цыганке золото
у неё серебро в груди

Османо-скандинавский дастархан

Был и я в плену волос,
Бредил ими смладу.

Гёте

Сны – это совсем не то,
что мы видим, когда спим.

Орхан Памук

здесь и навсегда – почти в изгнании
получив по морде на вопрос
Лола, воплотившая Германию
в цвете не полотен, а волос

лореляй отсюда без сомнения
под щелчок затвора и «яволь»
турок, продающий сновидения
за глоток баварского и боль

***


так глубоко ещё никто не проникал друг в друга
неровное дыхание начал
неверная жара чужого юга
она кричала, а он молчал

***

я знаю:
это одиночество твоё теперь совсем другое
дышишь так же, примерно то же жуёшь,
жопой чувствуешь жизнь и её законы
каждый закон непреложен, а значит, ложь

я знаю:
горы не могут быть выше ожиданий
море не может быть глубже детских слёз
бей по губам – они твою боль шептали
больше не хочешь боли? – да не вопрос!

я знаю:
ты ничего не знаешь о пустынях,
горьким песком которых полон рот
в городе, в этой комнате слишком дымно,
чтобы увидеть небо и горизонт

ты знаешь:
я не пою о совести и о стрелах
не доверяю воздуху и воде
свечка в солёной рюмочке догорела
выключи свет – иначе погаснет день


***

душа монашка
тело бляшка

налейте мученику бражки

Вотчина твоего голоса: Рок-н-ролльная


пугающая бездна чистого листа
твоя жизнь проста
твоя смерть пуста
твой желудок пуст
твой рассудок чист
в твоём теле хруст
в твоём сердце свист
не подлечат доктора – скальпель и зажим
убирайся, грусть
улыбайся, Джим

пугающая бездна –
это просто лист


пугающая правда – бейся, голова
немота – слова
глухота – сова
слепота – зрачки
но она не в счёт
надевай очки
что тебе ещё?!
видишь синий горизонт – не достать рукой
люди – дураки
это так легко

пугающую правду
доставать рукой

Intima

Здесь не идут дожди, а просто падает с неба вода, как современный «Боинг–737», ты не знаешь свободы своей совсем, на столе чай зелёный и татарская парварда, паче снега белая, Мой Господь, ты не знаешь свободы моей совсем, голубица пела мне: всё забудь, – и рыдала детская карусель.

а как локон выдрала в десять лет
закрутила локоны карусель
карусель железная под окном
молодая мама моя в окне
голова сукр?вицей на плечах
не ругайте дитятко сгоряча

Гарнизонное счастье: отец офицер – целомудренный, как погоны с плеч, он вернулся с войны, невредим и цел; хочешь, батюшка мой, на траву прилечь? Хочешь, матушка, поцелуй его, покалеченного головой? На его спине солнце катышком, выбивается позвонок кривой.

…А ещё было лето: ураганы и град; вековые ивы – подъём, земля; и вертелся тутовый шелкопряд, ничего путёвого не суля. Продолжение рода – скули, волчьё, и скрипи добычей в зубах – по большому счёту, это воспоминание ничьё: ветер поднимал на воздух совокупляющихся собак. Я спросила матушку: «Ты боишься смерти?» А она ответила: «Я о ней не думаю». О смерти не думают только дети, потому что сидят высоко на стуле

ближе к ангелам-ангелам
да подальше от змей
это дитятко магово
ты тревожить не смей
пусть краснеючи маками
оно плачет всю ночь
ни луной ни собаками
не пугай баю-бай
этот плач по свободе
тишиной превозмочь
ты не сможешь, Мой Боже,
восвояси ступай

Я тогда немного сошла с ума, умерла, залегла на дно, улетела. В високосном году поднимались на воздух дома. В високосном году – поднимали на небо тело. И оттого ли слёз не хватало у горной реки, что наши тела зовутся давно домами? Хлипкие дома обычно строили дураки. Прочные дома, как всегда, разрушались богами. Так ступай же в свой дом, велик? душа, заполняй его под завязочку, закрывай замки – только не спеши – и лечи, душа, свои язвочки,

может птица склюёт их
может солнце возьмёт их
да изрежет портной на пелёночки
как чужие богини садились на мётлы
как свои становились ведьмочки
как мой названный брат
позывная сестра
призывали меня к покаянию
а я с этой землёй всею кровью срослась
летом каялась – в Лету канула

А потом дожди, эта боговода, солона слеза и медовая память. Что теперь, Мой Господь, я могу сказать, так сказать, чтобы не слукавить? Чтобы уши Твои да к моим устам, чтоб свобода Твоя да к моей. Эта чаша в руке холодна и пуста – наполняй её от своих кровей, согревай её от своих телес...

Как за бороду да за бороду рвали Господа, рвали Господа, за заборами, за заборами да за стенами за китайскими, по-за стенами чернозубый лес, и драконы в нём ночью рыскают, жили-были друзья-сотоварищи, жили смолоду, были счастливы, гуттаперчевые и гордые, с головы до ног одномастные, побеждали драконов копьями – золотыми и заострёнными, – и бежали драконы топями восвояси свои во драконьевы.

А потом пришёл самый злой дракон, самый злой дракон испокон веков, из седых времён сурьмяной дракон и сказал друзьям, что на всё готов. И тогда друзья-сотоварищи под георгиевским старым знаменем вышли как один в чернозубый лес, никого за стеной не оставили. Но поставил дракон на колени всех на иголки и шишки еловые, и стояли они так во всей красе, как солдатики, что из олова

все кому не лень
поднимись с колен
время тянется
время адово
как с Твоих высот
в человечий плен
ангел просится
ангел падает

СКАЗКИ ПРО СВОБОДУ



эти игры мироздателя
понимай как знаешь сам
образцово-показательно
ты шныряешь по кустам

и находишь недоверчиво –
под ногами лебеда
чёрный археолог вечности
белый археолог льда



***


зарифмовать с самим собою слово
лишиться смысла голого рассудка
взасос тебя целую – это клёво
ложусь в чужую землю – это жутко

поди пойми лукавость мирозданья
и луковость его – сквозь смех и слёзы
мы расчищаем путь себе мотая
часы на стрелки и меняя позы

четырёхстрочник мил как всё что мёртво
как всё живое в камне или глине
я губы мажу горным горьким мёдом
рифмуя слово лишь наполовину

земля-земля, беги стыда, как ада,
не кутайся в плешивые луга
им ничего, окрiм любви, не надо
ты им без неба даже дорога

Крым Крым северянам крышка
южная ложь обольщение с полпинка
бежала-бежала п? полю золотая мышка
вильнула хвостатая выбила дурака
из колеи-колейки

желтеют канарейки
на рейке сидят
о Франциске галдят
мол понимает их язык
дурак златобородый
но понимание курлык
у умников не в моде

Христа ради помогала
не лгала на идише
добежала до валгаллы
дьявола не видеши

Крым Крым море кровавое
двадцать первый год
брат мой в апреле назвался Авелем
Аve! тому кто авралом бьёт
своих-своих

эпоха-сводница
кроваво-вычурная модница
нага как стих

     страх-страх
так сердце бьётся
у птицы
     ах-ах
водицею из колодца
упиться
иглою Кощеевой уколоться

но водица-то кровава
а игла тупая
Аve Авель! – брат лукавый
по земле ступает

Крым Крым каталоги гор рек высоких наций
караимское малоземье
Сладчайший! где нам прикажешь
на этой земле побираться?
вокруг – растения!

экзотичнее природы
веселей Создателя
нынче честные не в моде
да в чести предатели

до шести придёшь – я встречу
выпей чаю мятного
канареечная речь
людям непонятная

твой звероподобный бог
тоже говорить не мог

греческая статуя
не за слово ратует

только голый человек
слово сущее изрек

Крым Крым

отдавай свой калым
за верную невесту
ту что месит вместо
теста голубую
глину не любую
замуж возьмёшь
не любую посадишь за гончарный круг
возьмёшь ни за грош
отдашь усталую с рук

отойдёшь поплачешь и обратно вернёшь

Крым Крым
райское междометье
здесь человек атаман как Адам
по-прежнему не прикрыт
и в верховные боги метит

Чур
     меня
чур
     анчутка
спит
     земля
чутко
     чутко

***

перекати-поле пыльно вольно
вольному не больно-больно-больно
тили-тили-бомба-бомба-бомба
на изломе ромба-ромба-ромба
мы танцуем румбу-румбу-румбу
мы целуем грубо-грубо-грубо
неба-неба плети-плети клети
каждому по трети-трети-трети
не садись на облако
ангелок без облика
боженяток золотом
обложили колотым
а потом присыпали
сахаром престольным
катят-катят ссыльные
перекати-долю

Сюр ля Крым

разменяй талант пропей свой дар
затри джинсу до кровавых дыр
бей по земле огненный водопад лей Учан-Су
и орошай сады
сами себе головы и цари
сами себе умники с дураками
ради тебя слепой слуги-поводыри
лбы расшибут свои о костяные камни
ради тебя глухой Моцарт катал шары

через черн?-бел?
через порог октавы

выйди за дверь смотри шарик твой замело
звёздная боротьба и астроном лукавый

разменяй алтын раскури кальян
поищи по карманам стимул уехать в Стамбул
навсегда переехать обманом проникнуть в сумбур
безымянных вещей и веществ одноликих предел
за него за него бейся тряси головой
за стеклом Маросейка механика скользких тел
у неё глаза бицепсы у него
он прошёл и бицепсом её глаз задел
улетел подлец ИЛ перелётный ТУ
выбираю эту Господь аминь
и гуляют умники по стриту
и гуляки умн? выбирают жизнь

пробирай до косточек примеряй на себя наряд,
чтоб сидел влитой
доверяй слезам и спускайся в ад
через дуло, райский мой, холостой

Карадаг-гора море лижет склон
выпивай до донышка пой волной
через сколько лун через сколько лон
повторится этот смертельный зной?

***


сивка-бурка
вещая каурка
ураганом уркаганы
падают в мои капканы
говорят мне: мурочка,
хочешь норку-шкурочку?

отвечаю я братве:
козырь маю в рукаве –
у меня у дурочки
     есть к свободе ключики

но к свободе урочки
                    не приучены



***


и говорили мне про соль земли
и выговаривали с трепетом
под небо звучное от осени
под нёбо красное от лепета

гори-гори гортань от выдоха
гори оно огнём изломанным
свобода – там где нету выбора –
законом времени закована

кумушка-голубушка
шёлковый платочек
наседает на мораль
истины глоточек

И во всём этом душном воздухе, право слово…
И во всём этом душном воздухе – правота,
одиночества тварь, творение черновдовье:
– За борт?м минус ангел. Вороны, от винта!

        запустение тень растительное моленье
        возноси своё темя к лотосу Рамакришны
– Ну, какое из вас, простите за понт, растение,
если люди из вас, пардон, до сих пор не вышли?

милая елейная
больше так не надо
пожалей келейного
бога-шелкопряда

У меня на загривке всадник, похоже, мастер
выпить сладкий глинтвейн и выведать тайну тайн,
у него от любви начинается приступ астмы,
у него по TV начинается первый тайм.

И когда загоняют землю в свои ворота,
он бледнеет и гасит в квартире хрустальный свет:
– От винта, вороньё, человечество – справа по борту,
слева – Огненный, Чёрный и, ясное дело, Блед!

Южнобережная полуниця


/1/

симеиз
молитва с волнореза
полуангел полустрекоза
расцелует бритвенно и трезво
голову
        и сердце
              и глаза


/2/

камни как бы полувечность
боги как бы полусны
опьяняет оконечность
вечно девственной весны


/3/

плотное портовое вино:

ледяная плоть ветра
лубяная суть солнца
степная карамель тумана
манна земная, древесная крошка
семь черноморских пот?в
перебирает ножками кошка дорожку
а ты – не готов

***

край земли Тарханкут и полынные степи с обрыва
прямо в море несутся и падают скалами вниз
там меня первозданная оторопь тихо накрыла
там меня вызывали на бой, ну а после на бис

и до боли в ногах, до предательской дрожи в коленях
подымаешься вверх, проверяя на вшивость башку,
где под крымским вином нет и мысли
                                                            о смерти и тлене,
и от солнца медового ты равнозначен божку.

***

Андрею Полонскому

А, может, здесь оставить мысли эти?
Наскоком взять пространство и прибой!
Ради любви, глубокой и смешной,
Емеля режет путаные сети.
You are the best в век кали-южий свой:
Прибой молчанья, полнолунье сердца…
Одежды Век прибавит Золотой,
Любовь прикажет каждому раздеться.
О чём танцует Бог на небесах,
никто не скажет. Ангел-оборванец
сияет тоже в Божьих чудесах.
Куда его закрутит этот танец?
О нём не плачь. Земля кругла – и всё!
Меняют форму облака и эти
урывки мыслей – мятые, как сон,
смешные и глубокие, как дети.

***

покуда звучит в Долоссах заповедная ода
покуда цветут в волосах просветлённого лотосы
превыше молитвы старинная стерва свобода
ты видишь свободную вотчину твоего голоса!

***

Почитай мне сказку на ночь…

Анастасия Чеховская

мама, мама что ты плачешь,
или это тает лёд?
     мёрзни, мёрзни хвост собачий –
     рыбка красная клюёт

а под нашими мечтами
синеоки облака
     не рассказывайте маме
     про Ивана-дурака

От 8 до 1

8

это всё не настоящее
плевел пламень плексиглас
человек играет в ящик
бедолага овцепас
агнец с именем как с выменем
звёзд пустое молоко
горький взгляд Святого Пимена
бьёт до боли далеко


7

моя Мария девочка-безножка
большому сердцу хрупкий позвонок
берёшь за глотку мрiю-недотрожку
берёшь её на строгий поводок
и водишь всё вокруг да коло брода
до бреда водного гори оно огнём
моя Мария девочка-свобода
цепного волка чёртов окоём


6

око за око клык клык
я по иконке клик клик
окна закрыты крест-крест
почерк диктует вест-вест

     ещё не то откроется
     тому кто здесь пороется

5

чёртов чертополох
чревоточина милости
Божьей поправит Бог
эти ладони с вопросом
эти ладони с ответом
бездонным


4

мы по своей цивилизации
перемещались только зайцами
но на нас спустили волка
высоко на третьей полке


3

и сказал ослу медведь:
как бы мне не умереть?
кабы где бы Кобы Абы не сломать живую клеть


2

чудо-юдо чадо ада
мне чужого сна не надо


1

от восьми до года – полная свобода!

***


пугливая лань
холод сквозь пальцы
ты чувствуешь, как в этом городе трудно
сохранить свою природу?

проще – остаться девственником,
ковыряющим в носу перламутровым стилусом

думаешь, это сложно – отчаяться и стать вечным?
нет, это легко – лечь на спину
и увидеть над головой живую землю



***


эту поступь мироздателя
понимай, как знаешь, сам
образцово-показательно
ты шныряешь по кустам

и флиртует недоверчиво
под ногами лебеда:
не беда, что нету вечности,
слышишь, Ангел, не беда

P.S.

Зверь человек, чудак зверёныш, —
свернулся эллипсом и спит себе, сопит под лапой тёплой.
Что интересно: нет на лапах линий жизни,
судьба — тревога, гадай — не надо, душа — потёмки.
Счастливчик, в общем-то, — часы свои воронишь?
Теряешь время, лиходействуешь в ночи с устатку,
играешь в преф и покер — масть и мизер.
Играй-играй и жуй потом облатку.

Анатолий Юльевич Головатенко
(1959–2011)

Серия книг «Согласование времён» была основана в 1995 году поэтом, прозаиком и историком Анатолием Головатенко.
В этой серии вышло более 15 сборников авторов московских поэтических групп «Твёрдый знакъ», «Кастоправда», «Периферия», книги рассказов и исторических исследований.
Продолжение книжной серии с 2012 года посвящается памяти её основателя.

Юзвак, Я.
зверЬ Человек
2-е издание, исправленное

М.: Согласование времён, 2015. – 112 с.

ISBN 2-000747-00011-8

В четвёртую книгу Яны Юзвак вошли стихи 2005–2012 годов, написанные в Москве и Крыму.

© Яна Юзвак
Москва, 2015 год

При оформлении обложки и текстов
использованы фотографии
Андрея Годяйкина

Купить бумажную версию >>