ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
(Хоббит (Алексей Бекетов))

При перепечатке текстов с кассет я взял на себя смелость по возможности сохранять авторскую пунктуацию. Составитель будет весьма благодарен, если ему укажут замеченные опечатки и неточности. При перепечатке текстов с аудиокассет - "на слух", также возможно некоторые слова или даже фразы услышаны неточно или неправильно. Всем, кто поможет максимально точно воспроизвести тексты песен, не вошедших в сборник, составитель будет весьма благодарен.

ПОСВЯЩЕНИЕ ЯНКЕ

Спокойно. Пролетел, да сверху штабель тел.
То, что осталось от братка, глядит, забавно щерясь...
Назад, скорей назад, покуда не истлел
Последний уголечек в теплой Янкиной пещере.

Спихнув куда-нибудь все то, что тяжелей,
Он вывалил глаза на мой последний чистый свитер,
Совсем некстати влип в дрожащее желе
Каблук, до мяса стертый об холодный скользкий Питер.

Ползком через обрубок бывшего моста.
Огрызками былых зубов по влажным теплым рельсам...
Последний день меня приветствовать устал -
Он прыгает сквозь дождь на зад, чтоб я там снова грелся.

Пушистый мягкий чай в подставленную пасть.
Двуглавые ослы на толстых выхоленных пашнях.
Ну надо ж было так величественно пасть,
Чтоб все, что менее ничтожно - счесть совсем неважным.

Рассыпанная мелочь звякнула и ждет
В шершавых пальцах дня она становится все мельче.
Я - маленький, слепой, оборванный народ,
Дрожащий у забора под дождем из горькой желчи.

Я тру, остервенело тру щекой асфальт.
Но детские мелки малюют то же, что на стенах.
На совесть и на срам, на плаху и на сталь
Подняли в общей камере опущенную цену.

Хрустящие виски... Изящные пинки...
Дружок в полоску - не совсем пчела, хотя роится.
Затуплены глаза - о землю и пеньки.
Зазубрены края опухших век на детских лицах.

Я плел себя из тех, надеясь на успех.
Из ран сочился смех, однако, все мое взлетело...
Я тыкал перья в воск, чтоб вовремя успеть
Построить по крылу для каждой новой части тела.

Еще бы что-нибудь, чтоб было чем родить
И шашку поострей, чтоб раз махнуть - и сразу в дамки.
В очередной полет меня сопроводит
Веселое "пиф-паф" из доброй дедовской берданки.

А молния звенит. Последний грош в квашне.
Намятые бока скулят, мол - веселись, старуха!
А я пока молчу, внимая в тишине,
Тактичному "тук-тук" по крышке, где-то возле уха.
1990 г.

ЗВУКИ ОГНЯ

Над ликом Николы Угодника - звуки огня.
Противная надпись украсила серый картон.
Обломки соцветий красавки ритмично звенят.
Я вижу в пространстве бычок и ловлю его ртом.
Ты плачешь, от запаха астры, бегущей на склон.

Чтоб сделаться старым - забудь кошелек там, где спишь.
Пусть рядом ночует на сдвинутых тронах шофер.
Дорога колышет тебя, словно в бурю камыш,
Входящего в дом, где бычками утыкан ковер...
Поездка на дачу заменит ночной разговор.

Выйдя туда, где ночь, надеешься встретить там день.
Сойдя с паровоза, не нужно искать ничего!
Встреть меня в месте со славным названьем "НИГДЕ".
Ты не имеешь имени. Бесценна доступность всего.

Услышь половину того, что ты хочешь понять.
Дыши металлической графикой белых страниц.
Гаси сигарету под новые звуки огня
И вымети пол - мне же некуда броситься ниц!
Мы все тут из сна. Ты кому-нибудь тоже приснись.

На кафедре с красной табличкой на белой двери
Садисты - ученые "Инь" отдирают от "Ян".
Накройся плакатом. И впредь - никуда не смотри.
Пусть люди со стен наслаждаются зрелищем ран.
А в доме, куда я звоню, снова кто-нибудь пьян.

Выйдя туда, где ночь, надеешься встретить там день.
Сойдя с паровоза, не нужно искать ничего!
Встреть меня в месте со странным названьем "НИГДЕ".
Ты не имеешь имени. Бесценна доступность всего.

Я выну из ящика свежие звуки огня.
Мне хочется выйти, но сложно покинуть свой трон.
Пойду к партизанам и крикну: "Лепите меня!"
Мне хочется каменным плюхнуться в бездну времен...
Я слышу твой голос, который слегка изменен.

Засыпьте мой праздник цементом из ваших мешков.
Никола Угодник согласен участвовать в нем.
Насквозь проспиртованный труп мой швырните в альков.
Мы с белой горячкой в обнимку спокойно уснем,
А ты будешь плакать от звуков, рожденных огнем.

Выйдя туда, где ночь, готовишься встретить там день.
Выйдя туда, где ночь, надеешься встретить там день.
Выйдя туда, где ночь, ты веришь, что встретишь там день.
Сойдя с паровоза, не нужно аскать ничего!
Встреть меня в месте с обычным названьем "НИГДЕ".
Ты не имеешь имени, в котором доступность всего.

Вот ты - человек или нет, теряющий сущность,
Кто нас изобрел, с годами даря нам забвенье,
Живущий в стекле голубом, в ожерелье из вазы,
И видящий в каждом стакане свое отраженье,

Пусть то, как зовут тебя хиппи, всегда будет свято.
Пусть то, чем плюют в тебя панки, всегда будет чисто.
Пусть злой интеллект даст нам право тонуть в твоей власти
Так будет вверху и внизу - и ныне и присно.
Аллилуйя, Аллилуйя, Харе Кришна, Харе Рама!

Сегодня и завтра нам хочется белого хлеба,
А также желательно булок и мягких батонов.
Прости нам пятерки и трешки, что мы не вернули,
Как гривенники, что мы дарим толпе в гастрономе.

Не надо дразнить нас постройкой на месте развалин -
Мы выплюнем старые кляпы, а это опасно.
Избавь от того кто лукав и не в меру всесилен
И дай нам спокойно дожить до текущего часа.
Аллилуйя, Аллилуйя, Харе Кришна, Харе Рама!

БУДЬ ЖЕ МЫ ПРОКЛЯТЫ, ЕСЛИ ЗАБУДЕМ НАШ ВЕК

Служащий почты в назначенный час
В ящик бросает обрубками рук
Пачки бумаги, что прячет от нас -
Бритоголовых коричневых сук.
Наше невежество толще томов
Несокрушимых поэтов села.
На пустыре - на задворках МГИМО
Наша безнравственность розой цвела.
Ваша оценка явлений проста -
Хватит двух ног и башки, чтоб сказать - человек!
Сотни прибиты на место Христа -
Будь же мы прокляты, если забудем наш век.

Лекарь дворцовый готовит ножи,
Чтобы кастрировать новых певцов.
В тесных пробирках мы начали жить,
Духа Святого назначив Отцом...
Мальчик, постой - на кого ты полез?
Ножницы - щелк - и опять недолет!
Что дождались наконец - вот он съезд (съест)
Нас и того, кто за нами пойдет.
Вы не простите открытого рта -
Очередями статей оборвите наш бег.
Снова у нас под ногами черта -
Будь же мы прокляты, если забудем наш век!

Грязный контейнер с обрывками фраз.
Что-то про Русь там и что-то про мать...
Вечер уже. Может зря не с утра
Снова вернулось понятие: "врать".
Дети таранят открытую дверь,
А от закрытых их гонят взашей.
Что ж, Новгород может гордиться теперь -
Детям учителем стал Левенштейн!
Мы закрома ваших слов тормошим,
Пальцами ног протянув неоплаченный чек.
Грязный подгузник срывая с души,
Будь же мы прокляты, если забудем наш век!

ПУТЬ ВОИНА

(Максу Колосову, 1990 г.)

Мама, купи мне автомат! Я буду стрелять людей!

А мама купила ребенку ногти,
Чтоб было чем щелкать букашек вредных,
Чтоб мог по лицу за столом напротив
Легонько погладить перед обедом.

Мама, купи мне автомат! Я буду стрелять людей!

А мама купила ребенку зубки,
Чтоб было чем встретить носок ботинка,
Чтоб дробь их сливалась в едином звуке
На полке в вагоне под слоем цинка.

Мама, купи мне автомат! Я буду стрелять людей!

А мама купила ребенку денег,
Чтоб он кроме жизни, хоть что-то тратил,
А маленький мальчик купил ошейник,
Накинул на папу - а тот и спятил..

Мама, купи мне автомат! Я буду стрелять людей!

А мама купила ребенку бабу.
А мальчик не знал, что с ней делать ночью.
Наутро он встал, несмотря на слабость,
Взял ножик и сделался непорочным.

Мама, купи мне автомат! Я буду стрелять людей!

А жизнь все чесалась под красной сыпью,
Блаженно зевая в дурной истоме...
А мама купила ребенку выпить,
А мама купила ребенку выпить...
Выпить... Выпить...
Ребенок нажрался, заснул и помер.
Мама, купи мне автомат!

ВОТ ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ

Пламенная похоть родовой общины.
Слишком долго солнце шло к тебе с приветом...
На красивом блюдце - признаки мужчины.
Добрый папа Карлос не писал про это.
Водяные зраки, счастье сквозь бумагу...
Ласковые бревна сыплются на плечи.
Легкая походка - в сторону ни шагу!
Каждый стих мой душу изувера лечит.

А плетка гуляет сама по себе -
Хорошая фига - лучший подарок!
Вот что у меня есть! Вот что у меня пить! Вот что у меня спать!

У природы спьяну солнце не вставало.
Я болел наотмашь тщательно усердно.
Жалко есть у пчелки - мне вернули жало.
Вон какой подарок - только жаль посмертный.
Теплые ответы типовых решений.
Гвоздики в ладошки, губку с желчью в рожу...
Полудрагоценный камешек на шею.
Пульку в третий глазик - прямо между рожек.

Наверх вы товарищи - все по местам!
Последний парад неслышно ступает...
Вот что у меня есть! Вот что у меня пить! Вот что у меня спать!

Я воскрес под вечер томно потянувшись.
Погоди, не бойся, пусть штанцы просохнут...
Кто тебе сказал, что я по чью-то душу?
Ты себе, поскребыш, сам не дал не сдохнуть.
Я люблю все больше! Я умру все позже!
Я могу все лучше! Я хочу все также!
Молнии застряли в почерневшей коже.
По лажовой цепи - целевая лажа.

С успехом ограблен пустой магазин.
Из пушки в упор - и шрам в натюрморте.
Вот что у меня есть! Вот что у меня пить! Вот что у меня спать!

ГЕНЕТИЧЕСКИЙ КОТ

На набедренной шкурке прогрызлась солидная плешь.
Желчнокаменный век.
Тонкий луч в теплом царстве небрежно прищемлен промеж
Желтых кафельных век.

Раскаленных конфет "холодок" тихий злой холодок.
Листья клевера сникли.
Тормознул об меня мой приятный беспечный ездок
На моем мотоцикле.

Вкусовые пупырышки смерзлись на всех языках -
Пулеглот ненасытен.
Бросил детскую зону топтать долетяга зэка -
Вертухаи, не ссыте!

Гриф питается падалью пальцев, рыгая не в такт.
Лезут связки из глотки.
Отбирать у всего оскорбительный титул не факт -
Дело хитрых и ловких.

Обоссаться не жить, а значительно проще чем жить
Вплоть до смятой концовки -
Крепкой, горькой, домашней началовки вволю испить
И оставить без пробки.

Над родными полями родных я бесплатно лечу
Тех кто будто бы хочет...
Кто-то здесь отведет свою память под новую чушь.
И мечтательно вздрочит...

Плачет память под чушью, что сверху налипла ничком
Застит бедненьким звезды...
Мать сыра земля будет ей пухом, вода - пятачком,
Чтоб оплачивать воздух.

Ах, оставь ты надежду, мудак, здесь у Жени - Париж,
А у Леши - Архангельск.
Да на пыльном шоссе - кавалькады сверкающих крыш -
Тех, кто нынче догнались.

Воспитатели в дерзком саду рвут податливый шелк
Наших праздничных платьев.
На раскрытой ладони скулит неоплаченный волк,
Только агнец не платит.

Волк не ждет похвалы, да к кому она на хуй нежна,
Если сделать потише?
Связи рвутся туда, где возникла глухая стена,
Но стена их услышит!

Связи рвутся на части, которые бросились вскачь
И мгновенно пропали,
Слышен свист, как от пули, что я расписал у виска
Под орех да под Палех.

Можно зад ушибить, если грохнуться им на перед
По давнишней привычке...
Снег покрыл, что хотел и пришел генетический кот
И забавно мурлычет.

ПАМЯТИ САШБАШа

Мы продолжим, может нам пойдет и в прок родство -
Это ж дело нашей жизни - скоморошество!
Снова праздник, и на нас кафтаны яркие,
Да на Шексне реке не будет больше ярмарки...
А счастье до здоровьице стеной становятся,
Ты из окна на тротуар течешь сукровицей...
А то, что с Запада пришло, - возьми да кинь на Восток,
Да слезы, что в стакан стекают, крепче "Киевской"...

Здесь все ясно - здесь порою даже милуют,
А вот что там видят те, кого кремируют?
Понимаю, что приятно посмотреть самому,
Но для чего шагать навстречу интересному?
Зло давило, а ты лез на свет из-под него,
Затыкая раны клочьями исподнего,
Трассою Череповец - Москва заматывая,
Все же было, я же видел. Что ж ты, мать твою!

Эх, надо гладким быть, да не обструган ты -
Волга крови в голосе да струн мосты...
И красна стена твоей обители
Не от билетов общества твоих любителей!
Я не знаю, кто толкал, а кто подталкивал,
Кто согласен был, а кто и так кивал...
Может было все продумано и взвешено,
Только были все тогда на чьем-то сейшене!

Просто больно оттого, что наша боль ушла,
Та, что раньше родилась, да с тобой жила,
Те, кто с нею раньше был, тебя похитили -
Для кого она теперь в счастливом Питере?
Боль уходит сквозь трясину да по кочечкам,
К родникам воды живой, да к колокольчикам,
По костям, что никак мы не соберем -
Не одна слепая, а с поводырем!

Кто там шепчется? Ну хватит, ну заткнитесь же!
В бубенцах - колокола соборов Китежа,
Да отпихнув от стен твоих оркестры сводные,
Три сопелки да гармонь дудят отходную...
С колокольни - стоны цвета мозга костного...
Бросьте треп пустой про годы високосные!
Тот, кто обществу штрафные принесет очки,
Пузырем пустым летит из форточки.

Приближается к глазам поверхность улицы...
Мать сыра-земля поймет, не расступится!
Думал - может это байки чьи-то жуткие.
Да доля правды - ой, в каждой шутке есть...
Боли нашей гора вровень срытая,
Штора спущенная, дверь закрытая,
Да записка: "Нет его!" корявым почерком...
Нет ни времени, ни колокольчиков!

БЫЛИНКА

Как плясали пальцы польку на кусочке стола,
Как с утра блевало солнышко в слепое окно,
Как рождалась капля пота, да ползла, как смола,
Как уже не человек убил еще не говно,

Как по всей доске восьмерками гуляла ладья,
Как ферзя закрыли в клетку, чтоб он пешкой не стал,
Как на цыпочках по горлу шел верховный судья,
Как Иуда еб Марию у подножья креста.

Как в своем лесу пошел на сухари колобок.
Как дурак в окно вдогонку с бодрой песней летит.
Как поэт писал на кухне анекдот про любовь,
Как глотал горстями пули, да не мог проглотить.

Как смеялась мать-старушка, провожая бойца.
Как полопались глаза от слишком белого дня.
Как два пальца были рядом - да слабо обоссать,
Как зачины всех былин слились в одну у меня.

Как бросались мы козлами, оскорбляя cause love,
Как лениво подписались на великий почин,
Как известный футуролог - Иоанн Богослов
Написал про нас статью, да что-то сильно смягчил...

Как сложили мы всю боль в один счастливый ништяк,
Как на каждом слове "хуй" шептали: "Браво!" да "Бис!"
Как отпели мы братков на их хрустящих костях,
Станцевали много танцев, и вообще - заебись.

Как дверным глазком пыталась стать замочная щель,
Как натерла сумка с пивом волдыри на плечах,
Как ныряли прямо с берега да в сущность вещей -
Так завязли, что в итоге только ножки торчат...

Как я лежа на носилках ощущал, что несут.
Как летя над ними сверху, опасался толпы,
Как подкова, да на счастье, била в лоб кузнецу,
Чтоб спасти от всяких разных посторонних копыт.

Как замолк шлепок букета за дубовой доской,
Как я полз в чужую драку, а уперся в покой,
Как былинка стлалась по ветру последней строкой.

СЕЙЧАС ТЫ СО МНОЙ

Хочется верить, что ты
Вновь заработал желание жить.
В кружку плесни темноты,
Выхлещи залпом, но спать не ложись.
День начался для других -
Смело продолжи его для себя!
Силой дающей руки
Дверь распахни в дом, где все еще спят -

Сейчас ты со мной!
Наш ветер развеет всю муть,
Что окутала вас.
Вы наберете ноль-два,
Когда я гитару возьму,
Но я скажу себе: "Пой!"

С тихим и мирным порви.
Им не мешай по течению плыть.
Знай, ты достоин любви,
Но и не любящих не ненавидь!
Ты генерал без войны,
Бард, развлекающий сонных гостей.
Ты дирижер тишины.
Розовый фрак твой измят как постель...

Сейчас ты со мной!
Наш ветер развеет всю муть,
Что окутала вас.
Вы наберете ноль-два,
Когда я гитару возьму,
Но я скажу себе: "Пой!"

Если тебе хорошо -
Ты не нарушишь законов игры.
Ты полюбил всей душой
Ящик стеклянный для комнатных рыб...
С хрустом влезающий в мир,
Мощным пинком отгоняющий лень,
Вечно спешишь на турнир -
Витязь в фуфайке на белом осле...

Сейчас ты со мной!

КНИГА "ЗЛЫДЕНЬ"

1.
Я зачал тебя во грехе, сестренка.
Я из пота нагнал три бадьи - так давай разливай.
Нас сегодня рвет только там, где тонко...
Да какой это грех, если голосу нечем блевать?

Да не кашляй - глаза потекут,
Потекут, потекут далеко -
Не найдешь, только тенниски стопчешь...
Вдохновенное "ку-ка-ре-ку"
Прогоняет меня за бугор,
Где бугристую рожу я скорчу
Или маску с провалами ртов и облизанных глаз
Черной оспой изъем,
Не поняв, не догнав, ни тогда, ни сейчас,
Ни зачем, ни за кем
Я иду или падаю, или мы сыплемся градом...
Но не надо, оставь, только света не надо.
Пусть меня на листе образует нитрат серебра.
Я в колодце увижу того, кого нужно убрать
И скорее прикину, что лучше для этого сделать.
Эта камера только для белых -
Окровавленным вдох воспрещен,
Значит следует смыть это с рук или смыться с лица,
Ощущая при этом нехватку чего-то еще, и чего-то еще, и чего-то еще
И все это для полного, полного, полного, полного, подлого счастья,
Чтоб не гладить тщедушное тельце златого тельца,
Что б мы с ней могли не открыть, не открыть, даже если стучатся.
2.

В первом кашле надсадном признает меня акушер,
Да только я настою на своем неопознанном яде,
И когда на дороге так редко встречаются бляди
Я ищу в своем горле колок, чтоб настраивать нерв.

Погоди не шмонай, убери под обложку глаза!
Я найду кому сбагрить косяк той двери, где застрял я
Где угодно я грохнусь, но только не там, где насрали.
Все колеса стучат на меня - это поезд назад.

Это поезд на тот пышнорозовый зад, где мы все.
В то асфальт, где чувак протоптал два следа у фасада.
По пути до конца - хоть бы кто-нибудь крикнул: "не надо!"
Хоть бы спрял волосок, на котором не стыдно висеть.

Посмотри как я трезв. Заряди мужичка за сухим.
На углу возле "ямы" ничуть не сложнее молиться...
Подойди ко мне, многопудовая тварь - продавщица,
Отпусти мне бисквит в шоколаде и наши грехи!

Опрокинь меня, Господи, небом к натертым ногам!
Отпусти мне попытку орать громче старшего брата!
Отпусти мне монеты из шапки - швырни их обратно!
Но один из бессмертных грехов я тебе не отдам.

3.

Эти ногти, лениво кромсавшие линию жизни
Да пребудут извечно, пребудут извечно, хотя бы до завтра
Пребудут в ладони моей!
Сколько не обтирайся об тишь да об гладь - все равно в оптимизме
Остается дыра для кола, а за ним - миллионы нулей,
Миллионы чужих, не подавших мне даже полпальца нулей.

Эта корка с отсохшей руки -
Это просто гангрена,
Гангрена, гангрена!
Это боль горькой редьки -
Сегодня так просто,
Так просто сравнить меня с ней.
Зубы видно сквозь дырку в щеке.
В эту щечку меня на прощание чмокнул апостол.
Да заштопана вена и поздно.
Не слишком, но все-таки поздно
Искать меня в этом потоке на дне,
Тыкать щепотью в потную плоть и надолго,
Надолго остаться спокойным.
Да чего ж не шевелятся руки по просьбе "окстись!"?
И к полям подкатила и плещется,
Плещется, плещется черная "Волга".
Заклинаю тебя красным клином летящих в Прибалтику птиц!

Я ползу, я корячусь, я ежусь, но я уже пойман.
Угостился бревном по башке косолапый шатун...
Ты прими мою голову на колени,
Прими мою голову на колени,
Прими меня голого на коленях
Среди стаи веселых, веселых и трезвых вампиров...
Съем тарелку борща и фаянсом разжеванным плюну.
Вперед, в пустоту!

4.

Я навек, на смыкание век в самой давней струне
По камням, по горам, по долам - все горой да долой.
Распрямляюсь, чтоб съежиться в темно-багровой струе
Из багров на которых за ребра... Да над пыльной золой.

Сам по стенке дойду - отойди к ебеням, конвоир!
Здравствуй, мама из глины и кремния, все я приму!
Проглоти меня вслед за отравленным горлом твоим.
Полно - я был всегда воспаленным придатком к нему.

Для меня на шоссе накрывают объеденный стол.
Мазохист четвертной за услуги накидывал мне.
Как к обоям жука - я к обоим себя приколол.
Но портянка надежды белеет, белеет, белеет на новой волне.

Нарисуй хороводную, чтоб не писать, не плясать.
Пронесись над бетонными плитами в майской пыли.
К семерым да по лавке тихонько на краешек сядь,
Да сосед мой - алкаш - даже в колокол мне не отлил.

Я подброшу крыло, для того, чтоб исчезла печать.
Я откину копыта, чтоб звонче был вой бубенцов.
Крест висел на груди, а сегодня лежит на плечах
И смеется в изножьи его то, чем стало лицо.

Кто-то кровью кончает от этих прищученных глаз.
Я сижу на красивом холсте. Шизокрылая птаха клюет и клюет мою печень
Но согнулась от страха игла. Как же пусто вокруг!
Ни ударить, ни лечь... Даже каяться не в чем.

Через час мы исчезнем
Под потным ковром марширующих рот.
И майор, наклонившись, не сможет увидеть сквозь лед
Кто из нас бесполезней.

В брезентуху вгрызался замотанный наглухо рот
И с ноги да по роже! С ноги - да по роже!
Но сестренка, сестренка, запомни - я тоже
Когда-то горланил веселые песни,
Но приняв 200 грамм со вчерашних ножей,
Почему не косею? Почему не косею?
Почему я стремался ее и стремился туда?
Колокольчик на вишне опять и опять методично считает столбцы этажей.
Да не больно ли много сегодня придется отдать,
Чтобы в майскую жирную землю себя с них засеять?

Я пристрелян. Пристрелян туда -
Под гнилое червивое яблочко серого сердца.
Я для смеху представлен к почетному званию в день, когда
Каждый второй получил все что мог.
В эту ткань будет трудно одеться,
Но с тобой я расправлюсь. Расправлюсь!
Как белая тряпка с тобою я в небе расправлюсь,
А мусор сметет на совок, на вонючий Совок.

5.

И бредя без копья в кармане,
Я плюю на все и даже больше.
Я растаял в отрытой ране
Дерево и деньги, но не боль же!

Лезкой рядом забытой кем-то
Выскребу могилу незабудкам,
Чудно жвачку с груди портрета
Счищу, матюгаясь, но без звука.

Я пройду, словно под хлыстами
Семь кругов кладбищенского склада.
Я себя ни во что не ставлю.
Я стою по горло там, где надо.

Разве мало вам неликвидов
В заповедной уличной параше?
Что, с небес ее глаз не видно?
Господи, положь где взял сейчас же!

А теперь все идет по хорошему, чистому, чистому чуйскому плану.
Резкий свист приглушен.
Наши крести легли пополам и я рад до соплей пополаму.
А вокруг не стареют душой,

Не стареют холодной как кафель душой ветераны.
Ну а дальше, наверно, я, все ж таки, как-нибудь сам
Постараюсь стереть окровавленным ластиком память
И втоптаться во что-то у самой дороги на юг.
Я дышу, безуспешно копаясь
В хитром мясе, прикрывшем дороги к усталым мозгам.

Не пугайся, сестренка, ведь это всего только я -
Куча бешеной злобы и мелких грошовых оттяжек...
Я приму свою боль как твою, а вообще-то как скажешь
Хоть бы в свернутой глотке не встала колом колея!

Я приму этот душ. Я приму эти толпы загубленных душ,
Но не стану богаче.
Я кидаюсь словами. Я может быть кинусь совсем.
Это что-нибудь значит. Это что-то да значит.
Как ползется по летнему льду?
Вряд ли легче, чем в синей грязи кровеносных систем.

Но я буду доволен приходом под окна прихожей
Каждым новым началом прохладного когтя, которым кончается плеть.
Я когда-то был сам, а теперь остаюсь вечным тоже.
Ты порви мою пасть, чтоб молчала, бля буду, так легче терпеть.
1992 г.

ОНИ БИЛИ МЕНЯ НОГАМИ

Смотри-ка, как нынче привольно стало!
Ты можешь как хочешь рыдать обо всем.
Ты слушаешь песни великих и малых,
Забыв, что над всеми топор занесен...
Конечно, ты можешь меня не слушать.
Ты цел, у тебя еще все впереди...
Не вправе я бередить твою душу,
Но я не отстану - ведь есть еще что бередить!
Ты можешь сказать обо мне все, что хочешь,
Советовать мне не шататься ночью,
На все аргументы мои один ответ - "ну и что ж?"
Но они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами по почкам!
И вот мой нож.

Он любер или как там их еще кличут...
Их двадцать и четыреста за углом.
Сейчас я свободен от рамок приличий!
Я сдохну, но я поднимаю лом.
Конечно, мне лучше остаться чистым,
Чуть-чуть походить на нормальных людей...
Пусть кто-то зовет меня зверем, фашистом,
Но мне на него насрать - я кричу себе: "Бей!'
Советуют вспомнить фамилии точно...
ЦК мне пришлет свои ответ по почте -
Быть может я и опознаю десяток рож...
Но они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами по почкам!
И вот мой нож.

Но стоит ли ветхое знамя рока
Того, чтоб с ним переть, как Мальчиш-Кибальчиш?
Я очень хочу отойти в сторонку.
Но знаю, что бывает когда промолчишь.
Ни слова про единичный случай!
Не ври хоть себе - я давно не один!
Найдется ли кто-то большой и могучий,
Когда в переулке в час ночи
Их встретит твой сын?
Наверно твой дух как-то более прочен.
Ты можешь на этом поставить точку,
Сказать, что тебе плевать,
Что от судьбы не уйдешь...
Но они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами по почкам!
Они били меня ногами...
1987 г.

ГОРОД ВЕЧНОЙ ВЕСНЫ

В этом городе весна и здесь бессмысленно стремиться к весне
Слой асфальта под водою и покрыт налетом грязи весь снег
Почки вечно распускаются, но листьев ветви даже не ждут
Беззащитная кора на голых ветках не поддастся ножу

Толпы ищущих любви готовы мацать тополя и столбы
Негодующий отец нещадно лупит свой подарок судьбы
Здесь закон зимы и лета не увидишь даже во сне
В этом городе весна и здесь бессмысленно стремиться к весне
Это город вечной весны!
Город вечной весны! Город вечной весны! Город вечной весны!

В этом городе весна и здесь бессмысленно стремиться к весне
Здесь посев озимой лжи произрастает и в других и во мне
Сквозь черты прекрасных дам под вечер проступает рыло свиньи
Здесь из-под колес машин летят огрызки лейтенантов ГАИ

Здесь распутицей как сифилисом заразился главный проспект
И кобель играет реквием, который так никем и не спет
Глыба льда на стыке рек подобно пуле застревает в виске
В этом городе весна и здесь бессмысленно стремиться к весне
Это город вечной весны!
Город вечной весны! Город вечной весны! Город вечной весны!

В этом городе весна и здесь бессмысленно стремиться к весне
Раскаленный Первомай готовит одержимых к новой войне
Звезды падают как камни, прожигая шерсть облезлых котов
Дядя самых честных правил каждый день и час продать нас готов

Грязный панк колотит хиппи за отсутствие в нем веры в любовь
И растут крест накрест зубы у любого, кто торгует собой
Вреден Север для меня, но нет ни для кого дороги южней
В этом городе весна и здесь бессмысленно стремиться к весне
Это город вечной весны...

1987 г.

ЧАС ПИК НА ТРОНЕ

След хромого коня
На бетонке в Ковалево
Солнце скачет в санях
Да под полостью песцовой
Кто-то плелся трусцой
Кто-то впрягся в колесницу
Чтоб в обнимку с тобой
В эту яму провалиться
Мы так вольно дыша
Гробим то, где вольно дышим
Храм, где нет ни шиша
Станет вдруг чрезмерно пышным
Труд да Сельская жизнь
Словно риза на иконе
Эх и давка кажись
Наступил час пик на троне

Сложи голову
А не то глаз твоих и тебе не будет жалко
Шаг вперед два шага под окошко на лужайку
Брызни оловом
Аки корм божьих птах притворишься коркой хлеба
Шаг вперед два шага сквозь стекло и камень в небо

Это так же легко
Как артисту стать актрисой
Петь как пить молоко
И писать как будто писать
Корку торта глотать
Не смочив ее слезами
И проколы латать
Все табличками Я занят
А на улице снег
Пахнет потом прошлогодним
Хор февральских калек
Вопиет - Куда ж мы гоним
Чтоб поспеть на покой
По дороге кожу скинешь
Под гниющей доской
Позади остался финиш
Об лихую тоску
К лету лыжи навострю я
Потеку по песку
Веселей звончей кастрюля
Стану виселицей
Пусть болтаются собаки
В круг у ямы моей
Встали пропитые бабки
Расступается круг
И какая-то зараза
Вышибает из рук
Полный колокол экстаза
Вышибает из рук
Костылем в висок вбивая
И за горло на сук
У ворот блатного рая
Весь бардак где ты жил
Солнце красит нежным цветом
Только хруст из межи
Только шорох из кювета
Лезет из колеи
Смертный бой не ради славы
Жало мудрой змеи
Против всех десниц кровавых
На газоне трава
Проклинает луговую
И дерется товар
Против всех, кто им торгует
Пусть торчит что ни день
Только хвост из-под заплаты
Для богемных блядей
Слову сложно стать кастратом.

Сложи голову
А не то глаз твоих и тебе не будет жалко
Шаг вперед два шага под окошко на лужайку
Брызни оловом
Аки корм божьих птах притворишься коркой хлеба
Шаг вперед два шага сквозь стекло и камень в небо

1988 г. (сохранена авторская пунктуация)

КОМИССАР

Посреди головы зачесалась извилина страха.
Быть убитым - полезней чем жить, потому что не страшно.
Преуспел ты в нелегком труде постановки нас раком,
Только знал бы ты, как ты, ей богу, достал своей шашкой!
Я проснулся в картонных туфлях и с гвоздикой на брюхе.
А над крышкой зудит и краснеет большая опрелость...
Никаким ацетоном не смыть посторонние руки,
Только мы не носки, чтоб вязать нас от нехуя делать.
Брось меня, комиссар! Не тащи! Я умею тащиться
От обычной ладони, погладившей по волосам,
От того, что за пивом не нужно бежать к двум часам,
От того, что наутро от гноя не слиплись ресницы...
В общем, брось ты меня, комиссар, я уж как-нибудь сам.

В темно-сером снегу продышалась лазейка наружу
Волосатые стены свободны, как мокрые плавки
Вид на жительство в маленькой, сморщенной, тинистой луже
Застонал, как святой на костре, от внесенной поправки...
Наш ублюдочный свет гениален, как все полукровки
Ближе к телу свои сапоги - потому, что рубах нет.
Будет ночь под мостом, будет пища в руках и веревка,
А потом снова утро наступит и мясом запахнет.
Брось меня, комиссар, вслед за теми, кого уже бросил!
Обгоню на лету, чтобы им было мягче лежать.
Чтобы было смешнее, я счет поведу этажам.
Все равно не собьюсь, даже если их будет не восемь...
В общем, брось ты меня, комиссар, чтобы я не сбежал.

В недожженном лесу от желанья трепещут осины.
Из поганых болот я встаю, подавляя усталость.
Жадно тычется нос в молодую, вонючую спину.
Ноги сами под брюхом крестьянской кобылы связались...
Кто придумал, что шашкой больней, чем с ноги, если метко?
Недостаток дерьма возмещает обилие знаний.
Главный врач эшелона составил богатую смету
На лечение вялотекущей любви между нами.
Брось меня, комиссар, укушу - сам потом будешь плакать.
Брось и сверху потопай, чтоб крепче впитал чернозем.
Можешь даже полить желтоватым вонючим дождем.
Эти кости пойдут не в коня красножопым собакам!
В общем, брось ты меня, комиссар, все равно не дойдем.

ДА СВЯТИТСЯ ПОГОНЯЛОВО ТВОЕ!

Цепи с детства не хватает, чтоб чесать.
Мы не чешемся, а всех вокруг трясет.
Воля-матушка готовится предстать
В новом качестве помощницы за все.
За ненадобностью выброшен расчет,
Где учтен не весь проглоченный объем.
Сабля детский крик приглушит, но прочтет:
"Да святится погонялово Твое!"

В шляпе с дырками под стройные рога
Бесполезный враг идет с войны домой.
Растерялись дети в поисках врага...
Мать с балкона кличет их: "Скорей долой!"
За щекой скопилась едкая слюна,
Чтоб достойно встретить все, что жизнь сует!
Плаху ели отмывают после нас...
Да святится погонялово Твое!

Цепи сдует ветерком с усталых шей
В рожу тем, кто еб тихонько твою мать,
А улыбка, добираясь до ушей,
С треском лопнет как большой флакон ума...
На Голгофе вновь торчит роскошный столб,
А на нем табличка: "Не влезай - убьет!"
Это тоже рок, но только не н-ролл.
Да святится погонялово Твое!

1989 г.

ЧЕСТНЫЙ ДЖОН

Поутру, прямо в день,
Над горой Голгофой светит солнышко.
Босиком по воде
Честный Джон, дурак, ушел свой сон искать.

Из страны сундука,
Где вода в морях слегка крепленая,
Где у всех на руках
Вены голубые да холеные,

Где на площади столб,
А к нему с рождения прикованный,
Джон работал крестом -
Руки-ноги вниз, а уши в стороны.

После первой росы,
В час, когда вся площадь солнцем залита,
Собрались мудрецы,
Пень сукном накрыли и сказали так:

- Столб на плавку пошлем
Вместе с этим колоколом колотым
Поработай серпом,
А если очень хочешь - то и молотом!

Не нужны нам кресты,
Не нужны нам для сомнений поводы,
Мы и сами святы -
Все за сотни лет подохнем с голоду.

Возроптал Честный Джон -
Мол, солнце за прожектором скрывается!
Был людьми окружен,
Да двадцать лет куда-то деваются...

Перед Богом прямой,
Так чего ж перед своими горбится?
Свой я здесь иль не свой,
Постараюсь, мол, и тут устроится.

Погодите ужо,
Я вам для любых сомнений повод дам!
И закашлялся Джон
Так дохнуло вдруг сибирским холодом...

Он дышал тридцать лет.
Белые, на всякий случай, тапочки.
А потом осмелел
И убрал из-под молчанья тряпочку,

Прикоснулся к траве -
Громче и сильней, чем в стольном Питере.
И услышал ответ,
Будто Джоном как газетой вытерлись:

Мол, что ж ты ломишься, гад,
Рожа ты патлатая, немытая
В пионерский отряд
Имени царевича Димитрия?

Весь уезд наш притих,
Только ты вступать задумал в прения!
Здесь у нас тут таких
Награждают Шнобелевской премией!

Ты не лезь на рожон,
Детище буржуйское, поганое...
И сбежал Честный Джон
Из страны, смердящей старой раною.

Ой, лихом не поминай!
Я уйду из этой ванны грязевой.
Хоть не пить допьяна,
Да жандармам руки не показывать!

И так идет Честный Джон
Всякими пустынями Сахарами,
Чуть сопя под ножом,
Падая под чьими-то ударами...

Не греши ни на миг -
Не смотри, что кровь его отравлена.
Это след не от игл -
След, гвоздями Ирода оставленный.

Это так ничего,
Что ему травою легче дышится.
Это воздух его -
Лучше он, чем вонь объектов пиршества.

И штаны не в ходу,
А пропиталась потной солью ткань.
Со звезды на звезду
Честный Джон ушел свой сон искать.

1986 г.

ИСТОРИЯ

Нежная моя история!
Как хуево в обнимку с фашизмом нам плющиться здесь.
С кем до скрипа в жопе спорил я.
Как преступно кромсать твою плоть на кусочки и есть...

Нам не даст отдохнуть от навязчивой смерти никто.
Шепоток добродушный за стенкой прожжет ее в миг.
Главный кабель оборван. С него тихо капает ток,
А легавые ищут без ордера общий язык.

Наши книги захлопнутся с треском и станут говном.
Хорошо под кретинов косить средь некошенных трав.
Вот солидный товарищ с серпом. Он обучен давно
Вырезать группу крови на голой руке сквозь рукав.

Бедная моя история!
Хорошо ли тебе каждый день то толстеть, то худеть?
Ты же двести раз повторена!
Что ж ты, милая, морщишься, красное платье надев?

Ты сказала, что лед - и подошвы усердно скользят...
Мы толпой начинаем потеть по команде "Тепло!"
Познаем Кама-Сутру в ладошку - иначе нельзя -
Не хватает гондонов. Сырье на дубинки ушло.

Ты сказала: "В атаку!" и вновь продолжается бой
И течет по штанине. И сердцу тревожно в груди...
Мы загадим могилы. И кто-то такой молодой
Бьет беременных баб, потому что Октябрь впереди.

Жадная моя история!
Проглоти еще нас, подавись и скорей оборвись!
Слышу в нашем общем стоне я
Деликатный гудок паровоза везущего в жизнь...

Накорми нас собой со страниц канонических книг,
А кровавой блевотины хватит, чтоб нас напоить.
Ты дала бы нам хуй, но пока что в запасе лишь фиг,
За который в навозе по горло ведем мы бои.

Сухопутные свинки, смеясь, пожирают морских.
Нам же не за что сдохнуть, а ты призываешь нас жить...
Я приму как обычно с утра полстакана в штыки,
А потом мои ребра завоют глотая ножи.

Жалкая моя история!
Бедная моя история!
Глупая моя история.

1988 г.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Дети! Дети! Спать пора
Под прилавком спит икра
Мышки спят в своей норе
Кремль разлегся на горе

Спит в тревоге темный лес
Спит ЦК КПСС
И араб, поймавший СПИД
С нашей жабой тоже спит

Спят Израиль и Китай
Только я пою
Спи мой разум, засыпай
Баюшки-баю

Спит застенчивый прибой
Спит с мужчиной голубой
Спит в Сибири диссидент
И у телефона мент

Спит ГАИшник на шоссе
Спит конина в колбасе
Все должны сейчас уснуть
Нехай им снится светлый путь...

Спит обещанный нам рай
Райку сжав свою
Спи мой разум, засыпай
Баюшки-баю

1988 г.

ПЕСЕНКА ДЛЯ ПАПКИ ЛЕШКИ

Папка зеленого шелка
С развязанными шнурками
Содержит мои документы,
Точнее которых нет.
Ложка морковного супа,
Сбираясь по нитке в камень,
Оставит экспертам крылья,
Откроет все поры мне.

Лапка свободной пешки
Толкнет из шеренги в клетку,
Где я разойдусь по дыркам -
Мне будет везде пора.
Не скинув парчовой шубы,
Я кану с подарком в лето,
Где к нашим с подругой шуткам
Приколется Дед Жара

Палка в двух метрах клеша
Где нам не должно быть тесно.
Потом по штанине кверху,
Где прячется дохлый еж.
Скользнем сквозь иголки лежа
И дальше по ходу текста
Строку от конца к началу
Протрем, удалив пиздеж.

Бабка прогнулась лежа
И тут ей впервые что-то,
Вполне обойдясь без пола,
Заправило как мужик...
Юла завернулась круто -
Буквально с пол-оборота
И на боевой спирали
Скипнула из храма лжи.

А попке приснилась ляжка,
Вороны в павлиньей петле,
Контроль, пропитавший перья
И вот он завис с утра
На пиках, баянах, тяжках
В аморфном резьбовом пекле,
На входе в метро поглубже,
Пока не срослась дыра.

Кабель, чтоб гнали лажу
Шипами покрыт как роза.
Шипит, чтоб скорее начал,
А то назревает бунт.
Сейчас вас классично вмажет
Скабрезный артист Неврозов.
Врубись в его передачу -
Шестьсотшестьдесятшесть секунд !

ЭВОЛЮЦИЯ

Комната наполнена светом индикаторной лампы.
Ты сегодня позабыл принять после двух витамин свой.
Смотришь на истерику пляшущей по стенам рекламы.
Спрятав свой могучий интеллект под кокеткою джинсов.

Ты врубился в нежные слова фабриканта расчесок.
Почесал где чешется - и вот тебе снова не тесно.
Наслаждаясь зрелищем исписанной как стенка березы,
Ты скрежещешь то, что у тебя называется песней.

Ты боишься больше чем войны обычной маковой грядки.
Я тащусь порой от торжественности твоей позы,
Если ты встаешь и среди общества наводишь порядки,
Через сипу разобравшись в сути анекдотов скабрезных.

Лучшая зарядка для тебя - жевать пудовые гири.
Кушать только то, чего тебе от жизни не надо.
Если бы ты мог - не дал бы жить нам в недоеденном мире,
Защищая то, что у тебя называется правдой.

Со двора доносятся сверлящие пассажи мопедов,
Жалобы детей, которым скоро будет некого слушать...
Ты на них плюешь - ведь у тебя сегодня праздник Победы
Над обычной совестью, нахально постучавшейся в душу.

Твой бачок для мусора из корпуса чужого ситара...
Вроде неудобно, но полезней примененья не сыщешь.
Ты, устав носить бананы, чтоб другим казаться не старым,
Хочешь лишь того, что у тебя называется пищей... Эволюция....

1984 г. (9-й класс)

МУНИЦИПАЛЬНЫЙ СОРТИР

Не надо оваций и свежих цветов.
Не бойтесь меня - я такой же святой
Как те, что бушуют с похмелья с утра.
И тот, кто боится команды "гоп-стоп",
Напрасно себя осеняет крестом -
Сегодня страшнее, чем было вчера.

Профессор, довольный своей правотой,
Ни разу не слышавший крика "Постой!",
Стремится вперед, устилая мной путь.
Дыханье толпы затаилось в ветвях.
Его прерывает искусственный страх...
Бесплодны попытки хоть что-то стряхнуть.

Не надо торчать у меня за спиной!
Возьми свои счеты. Сведи их со мной,
Глотая как лакомство собственный жир.
Профессионал в затевании драк,
Ты сыт, и хотя бы поэтому - враг
Тех, чья душа превращена в муниципальный сортир!

Я мерзок на вкус - это наверняка,
Но жизнь среди вас точно так же сладка -
Не нужно сиропа в нее добавлять.
Подайте мне хлеба, а зрелищ я дам!
Байкал осушу и построю Нотр-Дам
В тот день, когда сдохнет последняя блядь.

Под каждым забором видны тут и там
Святые, которые жрут там где срут.
Свобода от вас им дороже чем дом.
Об них измочалена толстая плеть.
Паук, изнутри расплетающий сеть,
Спасенных на свет вышибает пинком.

Вот клок моей шерсти. Для вас я - овца.
Козел, унаследовав титул отца,
Подавится им и покинет наш мир.
И пусть даже каждый навеки уснул -
Их труп никогда не уступит свой стул
Тем, чья душа превращена в муниципальный сортир!

У каждого в клумбе закопан обрез
И Ленин на лацкане - вместо "SS"
Зовет их на битву с такими как мы!
Мы можем по улице мирно пройти,
Только если нас движется больше пяти.
Всего, что налипнет - вовек не отмыть.

Мы с детства привыкли выдерживать вес.
Порой кто-то сам заползает под пресс...
Раз с нами воюют - то пусть победят!
А если захочется выйти из нор,
Все быстро закончится. Дяди без форм
Покажут зачем они в креслах сидят

Мы будем разбиты - и это урок.
И тот, кто на публике пьет только сок,
На нашей спине начинает свой пир.
Победа над нами - конечно пустяк,
Но каждому в кайф поплясать на костях,
Тех, чья душа превращена в муниципальный сортир!
Тех, чья душа превращена в муниципальный сортир!

КОНЕЦ

Это конец. Теперь я буду громким.
Можно и мне свой шепот ненавидеть.
В лужу дерьма свалился пьяный рокер
Это конец. Отсюда он не выйдет.
Это конец.

Эксперимент над собственным сознаньем.
Грязный аккорд в культурной пасторали.
Рок на рогах - о том, чего не знал я,
Кислый компот из фактов нереальных.
Это конец.

Проблеск идей у бывшего кретина.
Третий бычок во тьме у поворота.
Мягким ножом в подставленную спину
И от себя оторванное фото...
Это конец.

Это конец. И я уже не страшен.
Не просыхал, но все же был просушен.
Только скажи - в какой из этих башен
Прячешься ты - чтоб я ее не рушил.
Это конец.

Руки вопят картавыми щелчками.
Сколько же тонн твоя усталость весит
"Я так хочу!" - полощется как знамя.
Крайняя точка в бешеном процессе -
Это конец.

Это конец. Швырни меня гитаре!
С этой чувой отлично я полажу.
Будет игрок, который ей подарен,
Снова нести комическую лажу...
Это конец!

Тени для век навечно наложу я
Стану певцом, чтоб завизжать натужно
Эй, кто-нибудь! Скажи - какого хуя
Ей от меня так долго будет нужно?
Это конец!

Это конец блаженного кошмара
В дикую боль последний раз поверь ты
Вместо всего - ебу свою гитару
Это конец кошачьего концерта
Это конец…

ОТРАЖЕНЬЕ УХОДИТ

Кисло-сладкий психоз.
Поприветствуй глобальную грубость.
Как тебе это утро
Без детской улыбки под боком?
Как тебе этот завтрак
Во рту без единого зуба?
Розоватый черешневый жмых
С черенком, но без сока.

Вылезай, вылезай,
Из пространства, в котором ты можешь.
Где рогатый пророк
Озверев, разбивает скрижали,
Где петля - просто смех
Для свободно вздыхающей кожи,
Где стоят те колы, на которые
Нас не сажали.

Погляди! Под трубой
Теплотрассы, как в траурном зале,
В ряд увешала брюхо
Щенками счастливая сука.
Это бывшее завтра,
В которое ты выползаешь
Как любое вчера
Недостойно потраченных суток.

Хоть бы скромный волдырь
Увенчал обгоревшие плечи!
Шарик солнца в зените
Темней сорока новолуний.
То, что гордо зовет себя "день" -
С понтом, правда не вечер.
Не окупит проглоченной пищи
И сна накануне.

Дети четных букетов
Найдут по затяжке заразы.
Чтобы не было скучно
Ни до пробужденья, ни после.
Дети красных гвоздик,
Ноготков и анютиных глазок,
Занимайтесь любовью!
Война - привилегия взрослых!

Занимайтесь любовью -
Такой, чтобы кости трещали,
Чтобы кровь с омерзительным запахом
Капала на пол,
Чтоб устать в полный рост,
Чтобы каждый кто пойман, был счастлив.
Охватите собой добровольно
Садящихся на кол.

Очень просто найти
Все во тьме, потеряв все на свете.
Это все на Исходе -
На книге про бегство из плена.
Умоляю себя
Позабыть все достойное смерти.
Перед зеркалом я преклоняю
Смиренно колена.

Я все ближе к себе -
Все печальней, грязней и поганей...
Сиплый внутренний голос
Теряет природную мощность.
Я крещусь в три перста.
Я крещусь в Иордане и в Ганге,
А мое отраженье уходит,
Презрительно морщась.

Я уйду за своим отраженьем,
Хотя и поморщась,
Ходячие мощи - к хозяйской мощи.
Я уйду со своим отвращеньем
К хозяину мощей.
Пусть я не уйду от вращенья
Страдающей мощи...

1990 г.

ПЛЯСОВАЯ НАДГРОБНАЯ

Мы рождены, чтоб сказку сделать болью.
Воткнуть ее насильно между строк.
Обугленные глотки сипнут воем
И вместо сердца - плазменый шматок.

Да здравствует любимая работа -
Стальным ногтем стеклянный лоб скрести.
В той жизни между палкой и абортом
Сынок сумеет многое постичь.

Не торопи меня - оставь на сборы пять минут.
Ведь помирать, так с музыкой!
Помирать, так с живописью!
Помирать - с драматургией, прозой и поэзией!

Мы плачем, соревнуясь, кто смешнее.
Мы на хуй шлем последнее "прости".
И лоб как ель сквозь иней зеленеет
И речка пота подо льдом блестит

А я прочту огромными глазами
Последний лист в брошюрке бытия.
Еще одно последнее сползанье -
И лестница оборвана моя!

Ты ножками сучишь на ремешке своих штанцов,
Ведь помирать, так с музыкой!
Помирать, так с живописью!
Помирать - с драматургией, прозой и поэзией!

Не в падлу чистить собственные пятна.
Одним кубом очистишься и ты.
Совмещены в могиле благодатно
Сокровища душевной пустоты

Дышу вполноса, слушаю вполуха
И в полусне вполголоса шепчу:
"Все песни мира - клевая порнуха
И я - не исключение ничуть!"

Проси меня заткнуться, подкрепи слова хлыстом!
Но все равно, помирать, так с музыкой!
Помирать, так с живописью!
Помирать - с драматургией, прозой и поэзией!

Помирать - так с танцами!
Помирать - так с зодчеством!
Помирать - с киноискусством или с публицистикой!
Помирать - так с танцами!
Помирать - так с варками!
Помирать - так с текстами!
Помирать - так с музыкой!

1990 г. (В 1997 г. звучала вместо траурного марша на собственных похоронах)

Продолжение »