СУДЬБА СЛОВА

       Совпадения случайны. Хотя и соблазняют нередко на поиск в них таинственно-витиеватого проявления некой закономерности. А надо бы искать смысл, если угодно, логику случая.
       И то, что семидесятилетие со дня рождения Анатолия Кончица пришлось на Гоголевский год, думается мне, вполне естественно вписывается в эту логику. Потому что слово было для него, если не единственной, то, во всяком случае, самой убедительной из реальностей - и делало реальными его романтические (в прежнем, еще не расхожем смысле) наблюдения, впечатления, видения, фантазии: забавные, грустные, иронические, драматические, даже трагические.
       И еще потому, в частности, что одна из лучших его поздних вещей - большая повесть "Переписчик бумаг" - генеалогически происходит, разумеется, от знаменитых "Записок" гоголевского персонажа, свихнувшегося на своем поприще переписчика бумаг. Кончиц сам указывает на эту связь - не прямо, но внятно: ономастически, одним словом. Его Козявин, смиренно сознающий собственную малость, несущественность своей жизни, - несомненный антоним Поприщина с его манией величия.
       Собственно говоря, и записки Козявина - не что иное, как отчаянная попытка вырваться, пусть только наедине с собой, из беличьего колеса бессмысленной, парализующей рутины. Так переписывание оборачивается писанием - кратким, без черновиков...
       Задолго до повести - в начале семидесятых - так был озаглавлен цикл рассказов. Повесть позаимствовала заглавие. И рассказы цикла автор включил в нее, разбросал по ней, на первый взгляд, словно бы вне связи с сюжетом, самым неожиданным подчас образом перебивая повествование этими отступлениями. Однако связь, конечно, есть - и существенная, надо лишь вглядеться, вчитаться. Ведь вся повесть - это изрядное количество бумаг "С. Козявина", случайно попавших в руки случайного читателя, решившего их опубликовать (прием, уже вполне демонстративно отсылающий к гоголевским и даже далее, к пушкинско-белкинским временам). И рассказы, опять же случайно, как бы произвольно, вклинились в повесть...
       Я уже писал об Анатолии Кончице. О том, что Владимир Германович Лидин, чье писательство, довольно рано и быстро иссякнувшее, оставило более чем скромный след в истории литературы, однако вкус и чутье на чужой дар оставались безошибочными и в преклонные лета, оставались безошибочными и в преклонном возрасте, сразу же, по ранним рассказам Кончица, понял, что в его первокурсный литинститутский семинар пришел писатель. И о том, что прижизненные книги Кончица (их было четыре, последняя - в восемьдесят седьмом) были "нивелированы" редакторскими выбором и правкой, сопротивляться которым Толя попросту не умел, - и потому не могли дать истинного представления об этом писателе, и судьба слова оказалась трагической.
       Повторять остальное не вижу смысла. Всё так. Но хочу исправить одну ошибку, допущенную по незнанию. Беседуя тогда с Толиным сыном Владимиром, узнал, что в последние годы Кончиц занялся сочинением "больших" вещей - и включил туда, подчас резко переиначив, некоторую часть своих прежних рассказов, а "оригиналы" их уничтожил, равно как и многое из написанного в шестидесятых, семидесятых, начале восьмидесятых, в том числе и оригиналы, так сказать, "до-редакторские" тексты опубликованных сочинений. То бишь всё обстоит еще хуже, безнадежней, чем представлялось по книгам.
       Тем не менее, мы решили попытаться составить книгу, изменить, по мере сил, посмертную судьбу писателя. Володя вызвался внимательнейшим образом разобрать архив отца, перечитать и вчитаться в оставшееся от него, "отцифровать", то бишь перевести в компьютерный набор все эти сочинения и прислать мне.
       Ныне всё это - уже у меня. И уцелевшего оказалось на удивление и по счастью много. Очень много. И пусть некоторые поздние вещи и впрямь не слишком удались, да и едва ли могло быть иначе - на них след предсмертной, тяжкой болезни. Но и без них присланного вполне достаточно, чтобы сделать книгу - и книгу, по-моему, замечательную.
       Если... Нет, не если, а когда она выйдет, центром тяжести ее станет "Переписчик бумаг". Потому и начал с разговора о нем.
       А предуведомлением к этой книге, надеюсь, послужит публикация вставных новелл из "Переписчика бумаг". Многие из них подробно помню уже три с лишним десятка лет. И жалею, признаться, что при позднейшей правке выпали из них дивные, по-моему, фразы. Ну, например, давшая заглавие всему циклу - и повести - новелла теперь кончается: "Но переписчик бумаг отряхнулся от снега и пошел домой жарить картошку. Завтра опять идти на работу". Далее было: "Но он станет, станет Главным Переписчиком Бумаг. А может и нет, может, и нет...".
       Что поделать - воля автора...
       P.S. А биография Анатолия Кончица, родившегося в глухой вятской деревне и почти сорок лет своей писательской жизни проведшего в Москве, будет изложена в книге. И многое в его прозе поможет разглядеть и понять. Здесь я добавлю только, что уже три года как на его родине существует библиотека имени Анатолия Кончица. И что нынешней осенью там отмечалось семидесятилетие со дня его рождения. И что в предисловии к сборнику "Вятский рассказ 20-го века", где говорится о любимых писателях этого северного края, имя Анатолия Кончица стоит рядом с именем Александра Грина...

Вадим Перельмутер
2009 год