Геннадий Вадимович Шептунов

О. В. ИВИНСКОЙ

История состарилась.
На пестрой простыне
Усталость намытарилась
Страшней, чем в смутном сне —

Не вскрикнуть, не покаяться,
Не сбросить груз с груди.
Не к маю ей отмаяться. Не к августу—уйти.

Ни гневная, ни кроткая.
Ни забытье, ни бред.
Весь мир — графинчик с водкою
Да запах сигарет,

Да что—то очень дальнее —
Не голос, не лицо —
Печально—обручальное
Бульварное кольцо.

История кончается
На белой простыне. Незримые, качаются
Портреты на стене —

То ветер в злой беспечности
Занес в окно слова —
Ночной сигнал из вечности:
"Я — кончился. Жива?»

1995

***

с. осиновой

Когда—то согрело, теперь — отгорело.
Надежда все нежит, а вера все врет,
Но стала усталость не тяжестью тела,
А легкой и злой, как свободный полет.

И это сравнить с одиноким стареньем,
И это — посметь проклинать, как беду —
Безумную негу крещендо паденья,
Невинность скольженья по первому льду!

Опомнись! Побудь еще юным немного,
Покуда не вырвало вожжи из рук
К концу октября станет слякоть дорогой.
К концу декабря замыкается круг.

***

Играют мальчики в войну,
Стреляют в белый свет,
В туман, рассвет и тишину.
И нынче, как и в старину,
Виновных нет — и потому
Тебя, приятель, тоже нет —
И на семь бед — один ответ.
Один ответ — багровый бред, И уводящий в пропасть след,
А там — паденье в тишину—
Где крика нет, где страха нет — Играют мальчики в войну. Стреляют в белый свет.
Играют девочки в войну —
В сияньи эполет
Вся гвардия у них в плену —
Полковник и корнет.
Очнись. Не верь пустому сну —
ПРОШЛО СТО ЛЕТ - ИХ НЕТ.
Играют мальчики в войну.
Стреляют в белый свет.

1990-95

***

Д. А. ВИНОГРАДОВУ

Уйдешь — припрятав злобу
Неведомо к кому.
Воротишься — ко гробу,
Пока — не твоему,

Где, занятое делом,
Воркует воронье.
Вороны делят тело.
Пока что — не твое.

Потом начнется вечер.
Сычи да соловьи.
Расчерченные речи —
И тоже не твои,

Насытившись, умело
Хмельные заскорбят.
Та пуля, что пропела,
Попала не в тебя.

Потом—уйдут. И — воля
С оттенком новизны,
И пустота — до боли,
И боль — до белизны,

И, прозвенев в глазницах,
Закончится вчера.
И запоздалой птицей
Метнется медсестра.

1995

***

Памяти И. А. БРОДСКОГО

Призрачно, прозрачно,
Ясно — как стекло.
Вроде — все удачно.
Вроде — пронесло.
Вроде—души в теле,
Лодки — на мели.
Свиньи нас не съели.
Гуси — не спасли.

Спели — не отпели.
Сплюнули — и в путь.
Омуты, метели
И иная муть.
Чище, жутче, проще —
Дроги на дворе.
Четкий черный росчерк
Веток в январе.

И уже не важно,
Что почем пошло.
Будет очень страшно —
Холодно, светло,
Как к финалу гонки,
Если —руль из рук—
Одинокий, тонкий,
Все пронзивший звук.

1996

***

Тише, девочка, молчи.
Что—то кончилось в ночи.
Подойди скорей к окну
И послушай тишину.
В этой черной тишине

Кот крадется по стене —
Черный котик, хвост трубой,
Хочет поиграть с тобой

В кошки — мышки, в «первый раз»,
В то, что слишком не для нас,
В то, чего меж нами нет.
Так что мы погасим свет.

Через звезд мучную муть
Нам приснится млечный путь,
И далекое вчера
Станет близким — до утра.

1994-96

***

В карман — огрызок булки
И — предаюсь прогулке
Сквозь весны и мосты
Туда, где плачут втулки,
И гулки переулки, И улицы чисты.

Вглубь чаши, рассеченной
Свистящей сетью черной
Расхлестанных шоссе —
В апрель, насквозь прожженный
Кострами на газонной
Залысой полосе.

Туда, где с марта сдуру
Прохожих морды хмуры
В предвиденьи растрат,
Где во стакане буря,
И слишком много курят,
И громко говорят,

Где ведра вечно полны,
Где кот—не очень черный
И нет дурных примет.
Где жизнь течет во власти
То ожиданья счастья,
То предвкушенья бед.

Где лишь во здравье — свечи,
В букетах—вечный нечет
И зелено в грозу.
Куда глядишь — как с трона.
Как лодочник со склона
На склоку волн внизу.

1996

***

Пережди эти ночи на стыке зимы и весны,
Эту страсть под Страстную неделю, что вечно —
впервые.
Промолчи. Выйди прочь. Ибо ты не наполнишь
штаны
Под стаккато стрельбы, зарифмованное
с аритмией.

Улыбайся луне и в грядущие дни не смотри.
Быть невольным стрелком — и несчастье твое,
и удача.
Попадешь ни за грош в тело птицы на фоне зари.
Принимая плечом бестолковую сдачу отдачи.

Не считай ни печалей своих, ни чужих похорон.
То, что страшно, как правило, вскоре становится
былью.
Слишком просто, гоняя на кладбище наглых ворон,
Не заметить креста аистиных распахнутых
крыльев.

В этой чаще закатов, восходов, бессмыслиц,
хлопот —
Не запнись, не споткнись. Ибо в чаше—не гибель,
а "Липтон».
Уходящим не будет исхода. Поскольку исход —
Это выход в пустыню. Желательно — после
Египта.

1996

***

Мокрой крошкой, мелким бесом—
мрак в раю.
Свет в окошке — дом у леса
накраю.
А на снежном перекрестке,
без пути —
полупьяные подростки —
к тридцати.
Ночь — чертовкой черно—белой
за плечом.
Волки сыты, овцы целы —
жизнь ключом —
то отрава, то отрада —
в горле кость:
нынче вместе, ночью рядом,
завтра — врозь.
Поцелуемся, сожмемся
под дождем, темным улицам смеемся —
в ночь идем.
Звезды—брошки к лунной плошке
повели.
Погасили свет в окошке —
спать легли.

...А вечер был тих.
А земля отдыхала
От нас и от них,
От полдневного бала
Ботинок и шпилек,
Подковок, покрышек
И тучи на шпиле
Заката и выше
Все медлили с сочной Полночной грозою.
Все было непрочным -
Березой, лозою,
Кленовой листвою
На терке асфальта,
Пустой мостовою,
Настроенным альтом.

1993

ВОЛКИ - 1

Старый сторож спал, а псы, пугливо
Озираясь, жались под навес.
Старый волк, худой и седогривый,
Уносил добычу в ближний лес.

В бледных лунных бликах длинной тенью
Он скользил над скошенной травой,
Мягко и неслышно, в два мгновенья,
Проскакал луга, шуршит листвой,

Сквозь кустарник серою стрелою
Пролетел. Везет на склоне лет —
Утром ливень небо сшил с землею,
И собаки потеряли след.

... Месяц осветил седые ели,
Тропку к логову и узкий вход.
Пять волчат урчали и сопели,
Мордой тычась матери в живот,

Волк, устав от бега и разлуки,
Тело протянул вдоль всей стены —
Впалые бока, худые руки
Частой сеткой вен оплетены.

В голове стучала и звучала
Сотня молотков и голосов.
И волчица — словно все сначала —
Лоб ему лизала и ворчала,
Слизывая кровь с седых усов.

ВОЛКИ - 2

Раскаленное докрасна море заката
Отражается в узких глазах вожака.
Это будет атака.. Сквозь снежную вату —
Смертный всхлип, теплый хмель
кровяного глотка.

Это будет — набег. Это будет паденье
Серых теней на сбитую в стадо толпу,
И ничтожность надежд, и случайность
спасенья,
И неспешность отхода в леса, на тропу.
И рассвет. И зевота. И сборы. И хмурый,
Старый дядька с винтовкой. И свист
егерей.
И широкая, с тонкою проседью шкура
На плечах сероглазой волчицы моей

1990-95

***

Заборами заботы,
Квадратами квартир
Мир расчленен на соты.
И в окнах в этот мир

Все хмарь над городами
Да небо набекрень,
Как будто над водами
В кромешный Первый день.

Ноябрь крупу рассыпал,
Вмешавши в сырость гарь.
Блазнится с недосыпу
Вершившееся встарь —

От снежной светотени,
Сокрывшей ватность плеч,
До нежности осенних,
Уже ненужных встреч.

1995

НОВОРОССИЙСК

Грязь, духота, жара и сырость —
Новороссийск.
Пресыщен зноем, август вырос,
Поник и скис.

Повисла бурдюком молочным
В ночи луна.
И полночь дочерна порочна,
Истомлена

Остервенением оркестра
Сверчков и трав.
И метеор, метнувшись с места,
Почти что прав,

Внося сомнение и смятенье
В тот звукоряд,
Где осень, звоны, сентябрь без тени
И виноград.

1995

ДОРОЖНАЯ

Что муторно, что мудро?
Колеса простучат
Сквозь ночь, сквозь серость утра —
До ломоты в плечах.

Возможность возвращенья —
Особая статья —
Случайность. Исключенье Из правил бытия.

Передавай приветы
И оглянись назад,
Где добрые приметы
В дорогу моросят,

Что с возу в пыль упало —
Того уж не продать.
Твой “Реквием»финала
До века будет ждать.

Разорванная морось
Забыться не дает,
И набранная скорость
Авось, не подведет —

Пусть лики шиты лыком,
Пусть сходят дни на нет —
В окно вороньим криком
Врывается рассвет.

1995

А.СОТНИКОВУ
(Несыгранная роль)

«... Мой мальчик, мой ангел, мой франт,
Прельститесь нелетной погодой!
Ваш ангельский чин — лейтенант,
Романтик летучей породы.

Со мною у Вас нет причин
Раскручивать Землю, как глобус.
Слепое бесстрашье мужчин —
Расплата за детскую робость.

Послушайте, Вам повезет.
Точнее всех истин и шуток —
Пошлейшая: ангелов влет
Сшибают чуть чаще, чем уток »

... Нелепые, злые слова,
Попытка укрыть — в ночь открытий...
«А сколько Вам лет? Двадцать два...
Летите, мой мальчик Летите...»

1995

***

По серой шерсти ночи
Дорога чуть короче —
Так призрачно—легка,
Наивно—горделива,
Как конь, взметнувший гриву,
Почуяв седока.

Звенящее крещендо
Мотора, зелень ленты
Летящих фонарей —
И на исходе года
Простужена погода —
Проклятье декабрей

... Сквозь город — как сквозь кашу.
А кашу ела Маша —
Не наша, не твоя,
Да про лучину пела,
Сшивая ниткой белой
Пространство жития.

А мама мыла раму.
А в раме этой — дамы
Да храмы на крови —
Развязка расстояний,
Несбыточных свиданий,
Счастливой нелюбви.

1995

БОРОВСКОЕ ШОССЕ

Фары встречных разрывают тьму.
Страшно человеку одному
В плавной качке, словно на весах —
Очумелой ночью в небеса.

Прорезь в кронах, проседь в волосах —
Вот шоссе, рассекшее леса.
Тень улыбок складочкой у рта —
Ожиданье в аэропортах.

Накренятся под крылом огни,
А с востока вскачь — часы и дни —
Розовый, зеленый, голубой...
Скачка от себя — и за собой.

1995

ОКТЯБРЬ 1993

Где мальчишник — там и шалость.
С шумом все перемешалось,
Словно с четырех сторон
Распороли небосклон.

Ткнул сосед ножом соседа —
Не для славы и победы,
Не от боли, не со зла —
Жизнь веселая пошла.

И не пили — пьяны были.
Стекла били, морды били —
Грязь и мусор по углам
С теплой кровью пополам.

... Полночь пала черным шелком.
Где-то треснуло — и смолкло.
Как замшелая стена,
Обвалилась тишина.

***

Нас моет дождь — мы чисты и спокойны.
Нам свет в глаза — мы не отводим глаз.

Весною мы выходим из-под снега,
Нас укрывает осенью листва,
Нас прорастает сонная трава.

И нет уже ни времени, ни бега
Вспотевших лошадей. Мы никого
Не ждем. Все наши радости, печали,
Минуты счастья и тоски — умчали
Вода и ветер.
Больше ничего

Нам не осталось. ПРАЗДНИКИ И ВОЙНЫ,
ПОБЕДЫ, ВЛАСТЬ, ЛЮБОВЬ -
ВСЕ НЕ ДЛЯ НАС.

НАС МОЕТ ДОЖДЬ. Мы чисты и спокойны.
НАМ СВЕТ В ГЛАЗА. Мы не отводим глаз.

1989

КОЛЬЦЕВАЯ
Ивану Токаренко

Обвалы и облавы,
Познанье разных мест,
Вся грошевая слава
До смеху надоест —

Что курочка, что яйца,
Что мурочка, что барс —
Приходится смеяться,
Когда на сцене — фарс.

И, подведя итоги,
Заблудишься, как все,
На Кольцевой дороге,
Как белка в колесе —

Во тьме, дождем покрытой,
Без боли и без слез —
Небитый, неубитый,
Непринятый всерьез.

А после, через годы,
Когда пойдешь на слом,
Припомнишь непогоду
За лобовым стеклом —

Тот дождь с крупою снежной —

Колючий, злой вотще
И шелестяще-нежный,
Как женщина в плаще.

1993

ОКОЛЕСИЦА

... Расставались — в пол глаза,
не позорились.
Не считались, не ругались,
не ссорились —
Без причины, без греха —
вскачь по лестнице —
Чертовщина, чепуха, околесица.

А скучинка в голосах —
так приличнее.
А с овчинку небеса —
так привычнее,
А весна, похоже, вновь
заневестится.
А в распутицу любовь —
околесица.

Что, допрыгался, пижон,
заварил питье?

Ворожил—приворожен —
получи свое —
В спину звонкое: ха-ха —
не повесится!
Чертовщина. Чепуха.
Околесица.

1994

***

За янтарной тоской расставанья
Наступают неясные дни
Без событий, имен и названья.
Облетающих листьев огни

Обещают не то что награду,
А какой-нибудь милый пустяк -
И бессильное, злое «не надо»
Обращается робким: «Не так»...

***

Жили круглый год — апрелем.
Много пили. Мало ели.
Спали — по утрам.
Огродами бродили
И в капусте находили
Дочерей и дам.

Вроде ладили с законом.
Знали звезды. Пели — звоном.
Выли — на луну.
Мирозданью не мешали
Третьим—лишним приглашали
Сонную жену.

Все, что грело — звали делом.
Долго сказка не хотела
Быть с плохим концом,
Д олго жить хотело тело,
Просто в перекрест прицела
Прянуло лицо...

Каталог неспетых песен
Никому не интересен.
Рифмы у судьбы —
(Жеребцы да кобылицы,
Лица, были, небылицы)
Без частицы «бы».

***

Таракан в квасе.
Орясина в рясе.
Хам с автоматом.
Исповедь — матом.
Конца не видно.
Жить — стыдно.

***

Вам, дорогая, мало рая!
То зелен змей, то ангел
вшив...
А я живу — и умираю
От восхищенья тем, что
жив.

***

Чем бродить фигурой без лица,
Можно сделать проще и короче:
Маска дурака и подлеца
Право, ненамного хуже прочих.

Годы простоявшим на краю,
Спавшим под урчанье рукопашной
Было бы безрадостно в раю —
И в аду не будет слишком страшно.

Тьмы огней, роящихся во мгле —
Плата за свободу и отвагу —
Просто блеф. Рожденный на Земле,
На Земле живу. И в землю лягу.

Сказка будет с правильным концом —
Чистою, нетронутой страницей:
Маска не становится лицом.
Просто время изменяет лица.

1992

БАЛЛАДА О СКРИПКЕ

Седой маэстро скрипку создавал.
То дерево терзал, то колдовал
с растворами, с приборами, с душою,
дышать не смел, не ел, ночей не спал.
Сушил ее. И тело небольшое
ей темно-красным лаком покрывал.

Старался, чтобы легкою была,
молился, чтобы корпус гниль не съела,
и жилы натянул ей, чтоб жила,
и струнами назвал их, чтобы пела,

и до поры от глаз людских скрывал,
и продавал — как замуж выдавал.

И зал замрет тотчас, когда она
со скрипачом сольется воедино
и низко задрожавшая струна
проплачет—пропоет про ночь без сна,
про руки и про муки властелина —
про то, как жизнь под солнцем создана -

И, повинуясь магии смычка,
Мелодия, прозрачна и легка,
Под небеса и выше понесется
И с хором волн и ветров запоет,
И, истомившись, тучи разорвет
И на луга грибным дождем прольется —

И вторит музыке немая речь
углов локтей иузких, острых плеч.

...Седой маэстро скрипку создавал...

***

Золотая переспелостъ,
Невоспетая краса
Раскатилась, раззвенелась
На бездонных небесах,

И под кровлей голубою
Все как прежде, все не вновь —
Две морщинки над губою
Да последняя любовь.

Прожито, полузабыто
И уже почти смешно.
... Только волосы — как жито,
Смех — как крупное зерно,

Не погибель, не спасенье,
Не предсмертная тоска —
Просто тень в лесу осеннем
С паутинкой у виска.

1994

ЧЕРНО - БЕЛОЕ КИНО
(Триптих)

СЕРОЕ

Чахлый кустик средь серых развалин,
дым от труб через весь небосклон,
дом в три сотни незрячих окон —
серый призрак московских окраин,

Серый дождик и ветер сырой,
серый старый асфальт под колеса,
серый дым от сырой папиросы,
странных мыслей — невовремя — рой,

Столкновенье на скользком мосту,
звон стекла (обещание счастья?)
и — полет головой в пустоту,
в этот дождь. В темноту и ненастье.

ЧЕРНОЕ

Тяжкий шаг. Захлопнутые двери.
Свет и тень — углами на лице.
Черный рот в ухмылке жадной щерит
коридор. И зеркало в конце.

Позади холодные ступени,
переходы, узких окон ряд.
Пять шагов вперед из черной тени,
и шестой — глаза в глаза — назад —

И в нечетком, бледном отраженьи —
блик в зрачках, бесшумный взмах крыла —
повторяет каждое движенье
мой двойник за плоскостью стекла.

БЕЛОЕ

Белая палата, белая печаль.
Белую сестричку, бедненькую, жаль.
Где-то будет падать белый-белый снег.
Я лежу на койке — белый человек.

Плаха иль корона — нынче все равно.
Белая ворона каркает в окно.
Боль — как белый саван на мои грехи.
И писать я буду белые стихи.

Только уберите этот белый свет!
Хватит мне открытий! Оборвите бред!
... Белая посуда. Белая рука.
Белые верблюды., в белых облаках.

... В изголовье село, что давным-давно
памятью несмелой вглубь заметено.
На бинты, на склянки, на зажатый стон
словно белый ангел, сходит светлый сон.

ОДИССЕЙ

Богами не оставлен
И мудростью прославлен...
А мудро ль, Одиссей,
Покинуть дом и милых
Без ярости Ахилла
И алчности друзей?

Останься здесь! Кто знает,
С кем нынче коротает
Жена свой горький век?
Все женщины — Цирцеи:
Тупая ревность зреет,
И ты — не человек.

Не юн и не прекрасен,
Ты более опасен,
Чем доблестен и смел.
Перехитрить и выжить,
Стать выше, бывши ниже —
Вот все, что ты сумел.

Что ж нынче мчаться к дому -
Твой путь давно изломан,
И стены не манят —
Готовя гибель Трои,
Ты сам себе построил
Троянского коня.

И что ж, что громы мимо —
Судьба неумолима!
Взгляни же — над волной
Итака — словно плаха,
С владыкой Телемахом
И старою женой!

Продолжение >>